— Оглядитесь, друзья, оглядитесь — говорит он потом. — Если вам девочки здесь не понравятся — пойдем в другое место.

— А в других местах лучше? — спрашивает Майкл-Майк.

— Дело вкуса, — мудро отзывается Тони.

— А это вот, то, что «пинг-понг» называется, это здесь будет? — задает следующий вопрос Майкл-Майк.

— Что за «пинг-понг»? — слышит свой заинтересованный голос Рад. — Здесь еще инастольный теннис подают? Вместо бильярда?

Теперь Тони с Майклом-Майком объединяются в зубоскальстве против него.

— Вульвой они стреляют, — насытясь зубоскальством, объясняет наконец Тони. — Бьют почище всякой ракетки. Как дадут по лбу!

— Так будет здесь «пинг-понг»? — повторяет свой вопрос Майкл-Майк.

— Нет, здесь нет, — отвечает наконец и ему Тони. — Далеко не везде есть, это надо было специально искать место. «Пинг-понг» — шоу, билеты на него покупаешь, там актрисы, не просто девочки. Но можно попробовать — походить поискать, где дают.

— Да уж хотелось бы, — говорит Майкл-Майк, с жадностью окуная верхнюю губу в пенящийся стакан и хищно глядя на цветущий яблоневый сад на помосте, словно бы колышимый легким ветерком звучащей из динамиков музыки.

— Любопытно, конечно, — поддерживает его Рад. Но никуда они отсюда уже не уходят, так и остаются здесь. Почти все пустовавшие, когда они вошли сюда, столы вокруг неожиданно оказываются занятыми, девушки с помоста одна за другой спускаются в зал, яблоневый сад начинает стремительно редеть, и Майкл-Майк вскидывается:

— Вот ни хрена себе! Разберут сейчас лучшеньких! — Это вырывается у него по-русски, и по-русски же, обращаясь к Раду, он вопрошает: — Ты выбрал?

Вопрос заставляет Рада признаться самому себе, что выбрал. Чего он до вопроса не осознавал. Однако же да, выбрал: в смысле, если бы , то вот эту .

Майкл-Майк, естественно, уже облюбовал для себя. Вот если , то он вот эту .

— Тони, как это делается, организуйте, — распоряжается Майкл-Майк.

Тони взмахивает рукой, подзывая от бара распорядителя (метрдотелем того никак не назовешь), произносит несколько слов по-тайски, тыча пальцем в направлении помоста, полминуты проходит в молчаливом ожидании — и яблоневый цвет осыпается им на головы. То есть, конечно, не совсем на головы, — девушки опускаются на стулья рядом. «Черт побери, какого хрена?!» — обдает Рада волной трезвой мысли. Ведь, отправляясь в Пат-понг, он намеревался лишь прикоснуться к этой жизни, втянуть в себя ноздрями ее запах… Однако благая мысль, мелькнув, исчезает, и вот он, следуя подсказке Тони и повелительному пожеланию своей, заказывает ей полный стол еды, и о чем-то расспрашивает ее — тут же забывая полученный ответ, — и рассказывает о себе: русский бизнесмен, владелец спортивного клуба, уважаемый человек. Майкл-Майк в рассказе о себе тоже предстает предпринимателем, специалистом по особым проектам, элита, не элита, а сливки общества — точно. Обитательницы Эдема изъясняются по-английски едва-едва, так, отдельные, нужные, видимо, в их жизненном обиходе слова, Тони, с поощряюще-благожелательной улыбкой наблюдающий за Радом с Майклом-Майком из-за безалкогольной кружки, сообщает, что по-английски между собой можно трепаться о чем угодно — связную речь обитательницы Эдема не поймут. «Это деревенские девочки, высшего образования они не получили», — посмеиваясь, замечает он. «Все равно как в московском клубе, — обращаясь к Раду, снисходительно бросает по-русски Майкл-Майк. — Разница — что не из-под полы и девочки тебе — сразу наружу телом».

Сколько они так сидят? Непонятно. Время растворяется в небытии. Девочки едят, запивают манговым соком, щебечут по-тайски между собой, перебрасываются время от времени, подмешивая в тайскую речь английские слова, фразой-другой с Тони и не обращают на них с Майклом-Майком особого внимания. «Разжигают, суки», — говорит Майкл-Майк Раду по-русски. Он обнимает свою за плечи и кладет похожую на совковую лопату большую руку ей на живот. «No, no, no. — Нет, нет, нет», — стрекочет девушка, умело выворачиваясь из его рук. — «Don't do it. I am not yours yet. — Не делайте этого. Я еще не ваша». «Вы с нею еще не договорились, — объясняет Тони. — У вас на нее пока никаких прав. Может быть, вы только хотите ее покормить?» Дальше он объясняет: тысячи бат за ночь ей будет достаточно. Но за то, что заведение дало возможность познакомиться, нужно будет дать еще двести бат распорядителю. Никаких номеров при заведении нет, а если девушка дала согласие, следует отправляться с нею в гостиницу. «Что, может еще и не согласиться?» — изумленно перебивает его Майкл-Майк. «Ну, если вы ей совсем противны», — отвечает Тони. И продолжает свой инструктаж: в гостиницу можно поехать к себе, если хотите, а можете в какую-нибудь из тех, что поблизости. В них всегда можно снять номер на ночь. Это будет примерно еще тысячу бат.

Тысячу за ночь девушке, тысячу за номер, двести заведению, и еще за то, что девушка поужинала, — Рад понимает, что влип. От тех тайских денег, что дала ему в день приезда Нелли, остались крошки. Скорее всего, едва хватит оплатить ужин. «Тони, а долларами расплатиться можно?» — спрашивает он. «По счету официально — разумеется, нет, — отвечает Тони. — Но вообще не откажутся, только пересчитают по невыгодному для вас курсу. А девушка, конечно, возьмет, нет проблем».

Расплачиваюсь за угощение — и финиш, решает для себя Рад.

Но вместо этого спустя час он сидит в «тук-туке», пулей несущемся по пустынной ночной бангкокской улице, ветер движения, бьющий в лицо, остро-свеж, и сидящая рядом девушка, которую он обнимает за талию, прикрывает горло рукой, — похоже, у нее слабые миндалины. Майкл-Майк с Тони растворились в кипящем котле Пат-понга, который, несмотря на наступившую ночь, все бурлит и, кажется, собирается бурлить до утра, и он о них уже ничего не знает.

Батов рассчитаться с водителем «тук-тука» не обнаружилось в кошельке ни единой купюры. Вспомнив разговор с Тони, Рад протянул водителю десять долларов. При посадке договаривались на двести бат, перевести по курсу — сдачи полагалось сто восемьдесят. Водитель надрал из карманов целый ворох купюр, сунул их Раду в руки и укатил. Когда Рад привел шуршащий ворох в порядок, чтобы обнаружить, что в руках у него всего пятьдесят бат, предъявлять претензии было уже некому. Девушка, пока он рассчитывался с водителем, а потом считал сдачу, скромно стояла поодаль, на лице ее было написано выражение терпеливой скуки. Какое мне дело до ваших дел, означало это ее выражение.

Она, в общем, была весьма недурна, и мила лицом, и достаточно свежа, — хотя и не в такой степени, как казалось, когда смотрел на нее из зала. Черные прямые волосы были обрезаны по плечи, подвиты на концах и схвачены на висках тремя большими желтого металла заколками с пластмассовой отделкой под перламутр. В брюках и просторной блузке поверх, закрывавшей бедра, она казалась несколько коротконогой, но Рад видел ее на помосте — ноги у нее были и в самом деле не длинные, однако ничуть не короткие, во всяком случае, вполне пропорциональные телу.

— Идем, — положил Рад руку ей на бедро, увлекая с собой к стеклянной двери «Liberty place».