Нет надобности говорить, что свечи так и остались лежать в шкафу, в своей подарочной коробке. На мгновение Джек задумался: не вытащить ли их? С одной стороны, у него было желание произвести впечатление на Тилли, но с другой — ему совсем не хотелось, чтобы она почувствовала себя как в любовном гнездышке Остина Пауэрса.

Ладно, оставим свечи в покое. Наверное, они смогли бы поразить только юную девицу.

На мгновение задержавшись перед зеркалом над комодом, Джек проверил, как легли волосы, которые он не стал сушить феном, затем подошел к окну, чтобы задернуть шторы. Поднимая руку, он случайно задел серебристо-голубую керамическую вазочку, стоявшую на подоконнике. Роуз купила ее в Тетбери, в магазине народных ремесел, разрисовала серебряными звездами и горохом и заявила, что она отлично подойдет для полевых цветов. Нечего и говорить, что он никогда не ставил в нее цветы. После смерти Роуз вазочка оставалась пустой. Он же мужчина как-никак. Мужчины не собирают цветы и не зажигают свечи. Джек передвинул вазочку подальше от края подоконника и стал задергивать шторы.

И вдруг застыл как громом пораженный: на подъездной аллее появилась машина. И не просто машина, а красный «ауди» с номерами, которые навсегда врезались ему в память. Такое не могло произойти, но происходило. Он даже забыл, что надо дышать, — Роуз всегда обладала талантом правильно выбирать время.

Джек вцепился в подоконник. На него накатила мощная волна ужаса и надежды, к горлу подкатила тошнота. Он неподвижно наблюдал, как «ауди» въезжает в открытые ворота.

И это не была галлюцинация.

То подъезжала машина Роуз.

Безумие. Джек помотал головой, приказывая себе собраться. Роуз умерла. Пусть это машина Роуз, но за рулем не Роуз. Потому что она мертва.

Он это знает. Просто его шокировало столь неожиданное появление машины. На мгновение он поверил, что катастрофы не было и Роуз жива. Он даже успел испытать угрызения совести, потому что она бы узнала, что он собирается изменить ей, и объяснения, что якобы он считал ее умершей, вряд ли удовлетворили бы ее.

Джек сделал глубокий вдох и приказал себе успокоиться. Она не вернулась. Вернулась только ее машина. После смерти Роуз он не знал, что делать с ее обожаемым красным «ауди». Когда ржавая старая «фиеста» ее родителей эффектно не прошла техосмотр, он даже обрадовался и отдал им «ауди». Машину холили и лелеяли, еженедельно мыли и полировали и ездили на ней, не превышая скорость.

Ну и ну. Они едва не устроили ему инфаркт. Надо же, объявиться именно сегодня, именно в этот вечер. Как будто Роуз специально прислала их сюда.

Дверцы «ауди» распахнулись. Сначала вылез Брин, за ним Дилис. Они постарели, их движения замедлились, в них чувствовалась усталость, тоска изнурила их. Джек не виделся с ними два года, и сейчас, глядя на них, почувствовал, как сердце налилось свинцовой тяжестью.

Может, они ненадолго?

Он собирался через час ехать за Тилли.

Брину Саймондсу, седому старику с выражением обреченности на лице, было под семьдесят. Когда-то он был душой общества в своей деревушке и владел скобяной лавкой. С появлением крупных торговых центров бизнес Брина столкнулся с трудностями. Ему удалось удержаться на плаву с помощью местных покупателей, но борьба была жестокой. Потом умерла Роуз, и Брин перестал быть душой общества. Он продал магазин и ушел на пенсию.

Дилис никогда не работала. Гордая валлийская мать семейства, она целыми днями мыла окна, протирала от пыли картины, скребла ступеньки на крыльце и пекла хлеб. В их маленьком домике царил идеальный порядок.

И Роуз, обожаемая и единственная дочь, была для них всем.

В дверь позвонили, когда Джек почти спустился вниз. Он прошел через холл и открыл дверь. Он страшился того, что должно произойти, и мучился угрызениями совести из-за того, что страшился этого.

— Ах, Джек.

Дилис взглянула на него и расплакалась. Так бывало каждый раз, когда они виделись после смерти их дочери. Джек прекрасно понимал почему. Потому что он напоминал ей о той счастливой жизни, которую предстояло прожить Роуз, но которую она не прожила.

Если бы не несчастье, Брин и Дилис стали бы гордыми дедушкой и бабушкой, и сегодня они приехали бы навестить свою дочь и зятя и задарить подарками своего трехлетнего внука или внучку и излить на него или на нее свою любовь. Кто знает, возможно, к этому времени у них с Роуз уже родился бы второй ребенок и Дилис не поднимая головы вязала бы ему всякие вещички. А Брин строил бы сложные конструкции из «Лего» и старательно чинил бы все, что ломалось…

Все, хватит об этом думать, надо выбросить все это из головы и прекратить представлять, как выглядели бы их дети.

Джек обнял Дилис, пожал руку Брину и пригласил их в дом.

— Ох, спасибо тебе, дорогой. — Дилис прижала к глазам отглаженный носовой платок, а Джек поставил перед ней чашку чаю. — Прости, что нагрянули без предупреждения. Надеюсь, мы тебя ни от чего не оторвали.

Что можно ответить?

— Конечно, нет. Я рад видеть вас снова.

Еще одна ложь, еще одна волна стыда.

— М-да, с той поры прошло много времени. — Брин тихо помешал сахар в чашке.

— Знаю. Простите.

— Двадцать три месяца.

— У меня очень много работы. — Джек чувствовал себя все хуже и хуже.

— Все в порядке, дорогой. Мы знаем. И понимаем, — сказала Дилис. — Работа отнимает у тебя много сил.

— А как вы поживаете? — Джеку было противно задавать этот вопрос; он уже знал, как повернется разговор.

— Ну, неважно. — Дилис скорбно покачала головой. — Изо всех сил стараемся занять себя чем-нибудь, но ничего не получается.

Брин сказал:

— Вандалы ворвались на кладбище и разрисовали памятники граффити.

— Что?

— Брин, не надо ему рассказывать. — Дилис сжала руку Джека. — Извини, дорогой, мы не хотели рассказывать.

— Но он должен знать. Это же могила его невесты. Они написали плохие слова. — Брин тоже сокрушенно покачал головой. — Мы очень расстроились.

— Когда это случилось? Памятник можно отмыть? — Джек спросил с возмущением в голосе: — И кто это сделал?

— Никто не знает. Глупые дети, я думаю. Все в порядке, нам удалось отскрести краску.

— У него на это ушло три недели, — сообщила Дилис. — Целыми днями, изо дня вдень. Но у Брина получилось. И руки стер, правда, дорогой?

— Я тер, пока памятник над могилой моей дочери не приобрел свой прежний вид. Мы посадили вокруг него цветы, они здорово его украшают.

Джек кивнул, представляя картину. Он не мог говорить.

— Ты сам все можешь увидеть, дорогой. Мы привезли фотографии. Но все равно надеемся, что тебе удастся выбраться и ты сам все увидишь. — Дилис достала из кремовой кожаной сумки маленький фотоальбом и подала его Джеку. — Мы были бы очень рады, правда, Брин? Ты пожил бы у нас… О Боже, где мой носовой платок?