– Да, – хмуро кивнул Ляжечка.

– Вот и молоток.

Щукин сладко потянулся и достал из своей пачки, лежащей на столе, еще одну сигарету.

– Спать охота, – сказал он, – сил нет. Ты вали за бабками и за дальнейшими указаниями, а я покемарю немного.

– Ага, ага, – быстро забормотал Ляжечка, поднимаясь из-за стола, – покемарь, только не очень-то это… не расслабляйся. Я быстро сгоняю – одна нога здесь, другая там. На стук или звонки в дверь не открывай – у меня ключ есть. Если вдруг что-то случится, звони мне на сотовый – телефон в спальне стоит.

– А мне ключ оставишь? – спросил Щукин, лениво затягиваясь. – Вдруг мне выйти понадобится – за сигаретами или еще куда?

– Ты что! – воскликнул Ляжечка необыкновенно писклявым голосом и замахал руками, точно был птицей и собирался взлететь. – И думать забудь! Исключено! Ты должен неотлучно находиться при девчонке. И спать рядом с ней и… все остальное… А из квартиры тебе выходить никак нельзя! Просто – никак. Поэтому ключ тебе оставить – даже не проси. Да и зачем тебе выходить? Я скоро приду – часа в два, два с половиной обернусь. А сигареты я тебе оставлю свои, а на обратном пути тебе сам куплю! Какие купить?

Щукин хотел было ответить, но осекся и тягуче зевнул.

– «Давидофф» мне, – проговорил он, сладко почмокав губами после длинного зевка, – две пачки. Или три. Облегченного.

– Понял, сделаю… – кивая головой, как китаец-официант, сказал Ляжечка.

– И еще… постой… Ага, сигар гаванских. Таких, знаешь, по десять баксов штука – толстых и громадных, как докторская колбаса. Очень я эти сигары уважаю. Их гаванские мулатки на голых бедрах скручивают из табачных листьев… Штук десять сигар принеси.

– Что-нибудь еще? – спросил Ляжечка, становясь уже совсем похожим на официанта.

– Пожрать, – ответил Щукин, – у меня после долгого и здорового сна просто зверский аппетит. Бифштекс с кровью, копченую рыбку дальневосточную и икру севрюжью – только настоящую, а не концентрат какой-нибудь! – строго предупредил он.

– Сделаем, – уверил его Ляжечка, – какие проблемы. Ты хорошо работаешь, мы… я должен о тебе хорошо заботиться. Так?

– Так, – милостиво согласился Щукин и снова зевнул. – Глаза сами собой закрываются, – пожаловался он, – боюсь, прямо за столом упаду и засну.

– Ну и спи, – забормотал Ляжечка, задом пятясь к двери, – а я молнией – туда и обратно. Только очень-то не расслабляйся.

– Не буду, – пообещал Щукин. – И вот что еще! – крикнул он вдогонку.

– А?

– О самом главном, смотри, не забудь! – наставительно напомнил Щукин.

– О чем это?

– О бабках, о чем! – рявкнул в ответ Щукин. – И не вздумай мне «куклу» сунуть или еще какое-нибудь говно. Я тебе не фраер вокзальный – в фальшивках разбираюсь лучше многих профессиональных мастырщиков, сам такую могу сделать, что…

Не договорив, он снова зевнул.

– Все в порядке будет, – с излишней категоричностью заявил Ляжечка и задом вышел в коридор.

В прихожей он еще несколько минут возился, надевая ботинки и тяжелую кожаную куртку.

– Эй! – закричал еще Щукин. – Насчет сигар я передумал! Не десять штук, а пятерки хватит!

– Будет сделано, – сказал появившийся в проеме кухонной двери Ляжечка.

«Вот так, – мстительно подумал Николай, – я тебе покажу – "мой подчиненный". Сам, сука, на цирлах бегать будешь передо мной и шестерить – только чтобы я, не дай бог, не подорвал с выданными мне бабками. Однако надо проводить моего "хозяина"…»

Зевая и лениво почесывая себе живот под спортивной майкой, Николай выбрался в прихожую.

– Все, – сказал уже полностью одетый Ляжечка, – я пошел. Смотри тут… Не особенно расслабляйся, – снова напомнил он.

Николай кивнул.

Ляжечка еще помялся у дверей и вдруг, подмигнув Щукину, полушепотом проговорил:

– А ведь она не чувствует ничего, – и кивнул на дверь в комнату, где спала Лиля. – Не пробовал ее это самое?.. Пока она не очухалась.

– Это самое – не пробовал, – ответил Щукин, – а что? Какой интерес с бревном возиться? Понадобится, раздобуду себе бабу, которая и мертвого расшевелить может. Я таких люблю. Вот когда у меня куча бабок будет – когда мы дело закончим, – тогда и гужанусь.

– Хозяин – барин, – пожал плечами Ляжечка и снова вдруг хихикнул. – А она ничего телка, – сказал он, – я как-то ее пощупал – все на месте. И сиськи, и жопа… И все остальное. А отхарить ты ее зря не хочешь. Это же идеальная женщина – не вопит, не сопротивляется и бабки не требует потом. Ну и с возможным потомством никаких проблем не будет.

– Может быть, и попробую, – сказал Николай, – только когда высплюсь по-человечески.

Проговорив это, Щукин зевнул.

Ляжечка опять хихикнул и положил руку на скобу дверного замка.

– Давай, – сказал он, – пока. Часа через два-три я буду.

И исчез.

* * *

Как только за Ляжечкой закрылась входная дверь, с Щукина мгновенно слетела вся его напускная сонливость. Он прошел в комнату Лили и остановился, задумчиво глядя на нее. Девушка спала – или, может быть, дремала, погруженная в непрекращающийся наркотический транс.

Щукин, постояв минуту над ней, отошел к окну и, осторожно отодвинув занавеску, посмотрел во двор. Синий «жигуленок» Ляжечки стоял прямо у подъезда. Вот Ляжечка подбежал к автомобилю, воровато оглянулся на пустой еще двор и, достав из кармана ключи, шмыгнул в автомобиль. Через минуту мотор гулко взревел, и «жигуленок» тронулся с места.

Николай опустил штору и вернулся к Лиле.

Возле нее он стоял всего пару секунд – ровно столько ему понадобилось на то, чтобы мысленно доработать сложившийся в его голове план дальнейших действий.

«Все, гад, – подумал Щукин, – если сегодняшняя моя задумка удастся, играть со мной втемную ты уже не сможешь…»

Николай наклонился над неподвижно лежащей на диване девушкой и деловито обыскал ее карманы.

Ничего.

– Как же, – хмыкнул Николай, – разве Ляжечка хоть что-то оставит без внимания. Наверняка он выгреб из карманов Лили все в тот самый день, когда она попала в его руки. А теперь, – с едва ощутимой ноткой торжественности в голосе проговорил он, – перейдем к первому отделению концерта по заявкам телезрителей…

Щукин быстро и аккуратно раздел девушку догола и, немного полюбовавшись на совершенные формы женского тела, прикрыл ее валявшимся неподалеку грязным пледом – ничего более подходящего на роль покрывала он найти не смог.

Сумочка с косметикой и парик лежали рядом с диваном.

Николай собрал в охапку одежду, парик и сумочку с косметикой и направился в ванную, где, как он успел заметить, было большое – почти в человеческий рост – зеркало.