Я достаю одну из коробок, где, если мне не изменяет память, хранились мои тетради, скетчбуки и альбомы. Открываю крышку и замираю. Сверху лежит мое обручальное кольцо. У меня руки дрожать начинают. Я, как из больницы выписалась, понятия не имела, куда оно делось. Да и не пыталась искать: смысл? А оно в квартире все это время было, но как?

Я осторожно касаюсь пальцами золотого ободка, почти не дышу. Поворачиваю голову к Давиду, смотрю на него вопросительно. У него кадык дергается, он смотрит на меня потемневшим взглядом. Сглатывает, отталкивается от стены.

—Мне в больнице, как мужу, отдали твои личные вещи,— отвечает на мой немой вопрос.

—А… ясно.— Отвожу от него взгляд, пялясь на кольцо. Примерять его было бы глупо.

—Я чай заварю, пока ты здесь разбираешься с вещами,— говорит он и покидает комнату, тихо прикрыв за собой дверь.

Я откладываю коробку в сторону. Воровато оглядываюсь и подхожу к тумбочке со стороны, где спал Давид. Не скажу, что я на что-то надеюсь, но все же….

Ладошки потеют, когда выдвигаю ящик. Делаю рваный вдох, когда глаза натыкаются на такой же золотой ободок, как в моей руке. Только побольше и с глубокой царапиной. Прямо как на моем израненном сердце.

После того как я обнаружила кольцо Давида, время вокруг словно остановилось. Я думала, он выбросил его в ту же минуту, когда я вышла за порог его квартиры. Чтоб не видеть и не помнить о досадной ошибке. А он хранил. Зачем? Или, может быть, просто и не знал, что оно в тумбочке было, а я слишком заостряю на этом внимание?

—Оставь все здесь, я потом привезу в дом коробки,— я вздрагиваю от неожиданности, когда за спиной послышался голос Давида. Я даже не заметила, как он вернулся в комнату. Все это время я бездумно переставляла туда-сюда вещи и даже понятия не имела, что в этих коробках.

—Да, хорошо,— выдавливаю из себя хоть какие-то слова.

Я поворачиваюсь к Давиду лицом. Я сижу на полу, он нависает надо мной. Смотрим друг другу в глаза, и между нами витает неловкость, которой раньше никогда не было. Словно я случайно разгадала все слабые места Леонова и он об этом знает.

—Я обед нам заказал, уже принесли. Ты будешь есть?

Я киваю. Я и в самом деле проголодалась.

—Мне придется отъехать, появились неотложные дела. Сюда уже едут Богдан и Руслан, они тебя отвезут домой.

Вместо радости меня одолевает разочарование. Сама себя понять не могу: пару дней назад желала поменьше с Давидом видеться, а сейчас так спокойно рядом с ним.

—Мне в студию еще нужно. Продлить аренду и картину завершить.

—Сможешь перенести на понедельник?

—Наверное,— пожимаю плечами.— Но я хотела отдать картину Дамиру уже сегодня вечером.

—Ничего с ним не станет, подождет твой Дамир,— сквозь зубы цедит он, вмиг растеряв свою добродушность.

—Он тебе не нравится,— констатирую я.

—А с чего бы ему мне нравится? Я ж не баба,— криво усмехается он, прищурившись. Въелся в меня взглядом, словно прочесть мысли пытается.

—Как человек, Давид. Он не нравится тебе как человек. Почему?

Выдерживаю его взгляд, смотрю с вызовом. Отчего-то хочется, чтобы признался в ревности. Но это не о Давиде. Он скорее рад будет, если меня пристроит в другие руки.

—Он не обязан мне нравиться. Жду тебя в кухне,— резко отвечает он и выходит из спальни.

Все же он ни капли не изменился. Такой же категоричный и вспыльчивый. Если у меня и проскакивала мысль, что между нами может быть что-то более глубокое, чем просто секс, то сейчас я испытываю разочарование и понимаю, что нет. С Давидом связываться — душу наизнанку вывернуть и в сердце нож воткнуть. Поэтому стоит прекратить эти наши ночные свидания непонятного характера и сосредоточиться на другом мужчине.

—Китайская кухня?— усмехаюсь я, когда сажусь за стол.

—Ты разлюбила?

—Нет, просто навеяло ностальгию.

Давид понимающе смотрит на меня. Мы в прошлом часто заказывали суши и лапшу, открывали бутылочку вина и включали какой-нибудь интересный фильм. Это был наш способ расслабиться, провести вместе время, когда Давид не пропадал на работе.

—У них, кажется, порции меньше стали, или мне так кажется?— Давид садится напротив, придвигает ко мне чашку с чаем.

—Не кажется, коробочка с лапшой и в самом деле в два раза меньше теперь.

—Зато цены в два раза выше,— усмехается Леонов и разрывает бумажную упаковку с палочками для еды.

На дворе поздняя ночь, в доме тишина, все давно спят, а я стою у окна и перекатываю между пальцами не докуренную Давидом сигарету. Мы с ним не виделись после того, как он уехал из квартиры, а меня оставил под присмотром охраны. Я почему-то была уверена, что он придет ко мне этой ночью, но на часах давно за полночь, а я даже не знаю, находится ли он на территории особняка.

Разочарование царапнуло меня острыми когтями и скрылось. Мои желания противоречат доводам разума. Не должна я дрожать от предвкушения нашей встречи, не должна ничего испытывать к нему.

Мне до сих пор больно смотреть на него. Прикосновения приносят непередаваемую муку. А еще я боюсь того дня, когда все закончится и мне можно будет улететь обратно в Лондон и продолжать жить, словно ничего не было. Заново пытаться забыть Леонова, вычеркнуть из жизни, мыслей, даже из снов. Он, словно яд, начал просачиваться под кожу, и если не удалить его вовремя — последствия могут стать необратимыми.

Я засыпаю под утро, когда за окном начало светать и я окончательно поняла, что Давид сегодня не придет.

Спустившись к завтраку, я в удивлении замираю на пороге столовой. Вся семья в сборе, чего раньше я не наблюдала. Отец не сбежал утром по делам, Настя не закрылась в своей комнате.

—Дочь, доброе утро. Присоединяйся к нам, позавтракаем вместе. Кто знает, когда такая возможность еще выпадет.— Он улыбается мне теплой отцовской улыбкой, а мне до сих пор сложно смотреть на него.

Трудно забыть, что он сделал в прошлом. У нас ведь и так натянутые отношения были, а потом я ему доверять начала, почувствовала себя нужным и любимым ребенком и, как всегда, зря на что-то понадеялась. Отец решил меня как можно быстрее пристроить и выдать замуж, взвалив ответственность за меня на чужие плечи.

Ничего не изменилось ни тогда, ни сейчас, поэтому с ним я веду себя отстраненно и холодно.

—Спасибо, я не голодна, но от утреннего кофе не откажусь.

Я занимаю свободное место рядом с Настей и замечаю ее недовольные взгляды, которые она кидает в мою сторону. Еще и так демонстративно отодвигается от меня ближе к Юле. И непонятно, чем я ей не угодила, мы за все время моего пребывания здесь едва несколькими фразами перекинулись.