— Вввачовски! — испуганно воскликнула я.

Но дракон, не предпринимая попытки вскрыть к примеру грудную клетку купца, или там на дольки некие органы покромсать, двинулся к телеге, пристально вглядываясь в прикрытый дешевой тканью закрепленный пеньковой веревкой товар. За ним следили с интересом все купцы, кроме досматриваемого, который вдруг от чего-то пятнами покрылся, и собственно нас — меня, Тихомира, Славена, Никодима и Вереса. Мы просто уже как-то сразу поняли, что добром дело не кончится, причем для купца.

Но того, что произошло далее, предположить не мог никто!

Владыка вдруг решительно подошел к телеге, взмах рукой и перерезанные ткань с веревкой исторгли из нутра телеги посыпавшийся тканепадом фонтан.

— Безобразие! — крикнул вдруг кто-то из купцов.

— Товар трогати воспрещено! — добавил еще один.

Остальные молчали, с прищуром поглядывая на стремительно сереющего так и не сошедшего с козел купца. Они словно по его поведению поняли — что-то тут не так. И не ошиблись.

Когда на дорогу рухнул скрученный и опечатанный сургучом ковер, Владыка наклонился, резанул по ткани и выпрямившись, мрачно посмотрел на открывшееся всему миру утробно-зарычавшее умертвие.

— Мертвяк! — взвизгнул стоящий неподалеку от меня Тихомир.

— Зараза! — негромко, но все услышали, сказал Верес.

Молодой купец с такими добрыми глазами, медленно сполз с козел, судя по неудобной позе, явно пребывая без сознания. А среди купцов уже побежал, зашумел шепоток.

«Стреминское — то, помните, померли все от заразы мертвятской!»

«В Глухатках — за ночь мертвяки стока народу-то поели-изничтожили».

«Еще ж понять не могли, как зараза-то ейная передвигается, чай не весна-лето, чай в зимицу мертвяку ходить трудно-ти».

И еще… и еще… и больше…

Мертвяк тем временем пришел в себя, зарычал и попытался было встать, но Владыка ухватился за перекладину на телеге, вырвал ее без усилия, и так же без усилия пригвоздил мертвяка к земле, вогнав доску на аршин, не меньше. Умертвие взвыло, да деваться ему уже было некуда.

— Запах, — в наступившей вдруг звенящей тишине произнес Вачовски, — запах мне не понравился. Смердело как от вчерашней деревни — тленом.

После чего, крутанувшись с какой-то даже лихостью, он направился к полувисящему купцу, со словами:

— Ты не поверишь, мужик, нам предстоит долгий… очень долгий разговор. И я уже заранее могу сказать — он тебе не понравится.

Как раз к этому моменту подъехал отряд порубежников, в десятеро больше прежнего.

Крик был долгий, протяжный, полный мучительной боли, пронизывающий до костей. Хотелось закрыть уши и свернуться клубком, тихо подвывая в тон завьюжившей метели. Но не выходило, никак не выходило.

— Мабуть чаю еще, дивчинка? — вопросил один из порубежников.

— Нет-нет, спасибо, — отозвалась я, и продолжила писать.

Ровно до того момента, как очередной крик расколол тишину порубежной заставы. Хотя о какой тишине могла идти речь — застава гудела. Ржали стреноженные лошади, горели костры застывших на тракте купцов, слышались приглушенные разговоры, да время от времени, вот как сейчас, раздавались нечеловеческие вопли.

Мертвяков на Яремском тракте обнаружили уже восьмерых. Двоих лично Владыка, четверых осознавшие весь ужас происходящего и начавшие обыскивать телеги порубежники, еще двоих указали сами купцы, заметившие, что двое из их братии вдруг резко назад повернули. Купцова сознательность вероятно уберегла от гибели как минимум две деревеньки… Как минимум.

«Мы столкнулись с невероятным по своей беспринципности и безжалостности заражением Горлумских деревень», — продолжила писать я в отчете.

Снова полный боли вопль. Да такой, что слюда на окошках задрожала, не говоря уже о стекле.

— Зверь, просто зверь, — мрачно высказался сидящий у печи и читающий порубежные отчеты за прошлый год Тихомир.

Ему никто ничего не ответил, потому что жутко было всем. И старику-немощи, оставленному «чаи господам студентам гонять», и мне с Никодимом и Славеном.

С грохотом распахнулась дверь, вошел Верес. Высокий худощавый по-обыкновению веселый парень, был бледен и мрачен. Он прошел к столу, взял вовсе не чай, а бутыль с самогоном, плеснул себе в кружку, залпом выпил и сипло произнес:

— Этот, что вопит сейчас… это его четвертый рейс!

Раздался очередной крик пытаемого… сочувствия к нему больше не испытывал никто из нас.

— На, — Верес подошел, протянул мне дубликат карты. — Вачовски сказал, у тебя пять минут, не больше. Там порубежники еще один «клад» обнаружили.

«Кладом» мертвяков обозвал Владыка, когда очередную телегу вскрывал громко так с издевкой произнес «И тут у нас тоже клад зарыт». Вот после и повелось — порубежники схроны с мертвяками называли кладом.

Взяла дубликат карты, который сама же для дракона нарисовала — Гаррат наотрез отказался пытать купцов при мне, так что вот, пришлось делать вторую карту. И сейчас, соотнося с отмеченными координатами, перенесла все данные в оригинал, и так же отметила место положения уже трех несуществующих деревень. Молча вернула дубликат Вересу. Посмотрела на его бледное лицо и спросила:

— А… твои?

— Живы, — глухо отозвался парень. — На тракте дядь Михо встретил, тот два дня как из деревни нашей вышел.

— Слава Триединому, — выдохнула я.

Верес кивнул, и вновь ушел туда, где Триединого точно не было, а вскоре снова раздались вопли пытаемых.

* * *

Пограничную заставу мы покинули на рассвете. Благо один из купцов согласился подвести нас до Трехголового, не став упоминать пункт своего несомненного прибытия — но столько свечей Ванко мог везти только в Медведково, так что мы друг друга поняли сходу. И едва только Владыка освободился от самолично взятых на себя обязанностей и вошел в комнату на заставе, мы начали собираться.

— Куда это? — мрачно поинтересовался дракон.

— Половину пути сможете проспать, — пообещала я.

— С тобой? — неожиданно спросил Владыка.

— Я рядом посижу, — пообещала дракону.

Но рядом не вышло, там улегся не спавший всю ночь Верес, так что я села в изголовье Вачовски, и сама не заметила, как тот рывком переместился и с блаженной улыбкой устроил свою голову у меня на коленях. Купец Ванко только многозначительно хмыкнул, увидев это бесстыдство, но говорить ничего не стал, поостереглась и я хоть как-то противодействовать. Так и тронулись — я, Владыка и Верес на купцовой телеге, Тихомир, Славен и Никодим на санях, которые к телеге прикрепили — две булатные лошадки тянули легко даже такой груз.

На пограничной заставе все так же была очередь что в одну, что в другую сторону, но дело двигалось уже легче — к утру прибыли маги и королевская гвардия. Откуда знаю? Так на расвете прибежал Верес, затряс меня, задремавшую над картой и отчетом и вопросил: