Не наезженный санный путь, сваленные замшелые деревья, кручи обледенелого снега действительно оказались только иллюзией, и за поворотом, нас ожидала широкая расчищенная дорога, приветливо махнувший нам медведь, стоящий на посту, и галка, примчавшаяся с вопросом:

— Кто таки будете?

— Купец Ванко, с товаром для главного храма, — отчитался купец.

— Группа студентов Любережского Университета Магии, магическая практика.

— Верес, сын Травига, — сонно сказал просыпающийся Верес.

Галка, важно кивнув, умчалась.

Мы сопроводили ее заинтересованными взглядами и все оживились — не знаю Вересу, а нам это священное для всех жителей Горлумского леса место предстояло увидеть впервые. И это вызывало смешанные чувства — было и боязно немного, и дико интересно, и охватывал некоторый трепет.

Храм самого Древуна — культового Горлумского бога-создателя, чествующего как кровавые, так и прочие жертвы, не слишком доброго, по большей части сурового, как и сам этот огромный лес, и до крайности непонятного. Ощущение было, что мы сейчас соприкоснемся с чем-то древним.

И потому мы старательно выглядывали, я из телеги, парни из саней, ожидая чего-то величественного, монументального, удивительного, масштабного, потрясающего и… И все мы несколько остолбенели, увидев, что приближаемся к стандартной деревушке, отличающейся от всех прочих разве что тем, что жители в ней были какие-то кособокие, а дома излишне новые. А так… обычный частокол, через распахнутые ворота видны домишки и постройки, ребятня с визгом носится, посередь деревеньки маленький шалаш разукрашенный мордой оскаленного медведя…

— И это… все? — озвучил Тихомир наши общие мысли.

— Тихон, воды подай, — сонно скомандовал Владыка, удобнее устраиваясь на моих коленях.

Но на его команду никто не обратил внимания, мы все напряглись, увидев внезапно возникшего у широких ворот старца. Старец был высок, очень высок, примерно ростом с Владыку, седые его волосы и борода вид имели опрятный и расчесанный, глаза из-под кустистых бровей глядели синевой ясной, пронзительной, никак со старостью не вязавшейся, сам старик был крепок, худощав, в длинной белой рубахе, едва ли не до самой земли, в медвежьем кожухе поверх нее, опирался на длинный толстый посох, венчаемый головой оскаленного медведя.

И чем ближе мы подъезжали, тем как-то внушительнее и могучее казался старец.

Ванко, подъехав к воротам, ловко соскочил с телеги и низко, до земли, поклонился старцу, затем опустившись на колени поклонился вновь и произнес:

— Долгих лет тебе, говорящий!

— Встань, дитя леса, — и не взглянув на него, а продолжая изучать нас взглядом, ответил жрец. Главный жрец храма! Потому что «говорящий» — это малая форма обращения «Говорящий об истинной жизни», а это значит нас вышло встречать высокое начальство.

И это подтвердил вскинувшийся и ошалело посмотревший на меня Верес. «Главный» — одними губами сказал он. Я кивнула, показывая, что поняла. И тихо скомандовала ребятам:

— Встали, быстро.

Попыталась осуществить свой же приказ. Но стоило мне предпринять попытку сместить голову Владыки, как дракон, повернувшись на бок, обнял меня уже двумя руками и засопев в мой живот, хрипло пробормотал:

— Мое, не отдам!

Нервно выдохнув, я начальственным тоном произнесла:

— Вачовски, мы уже прибыли, соизвольте проснуться!

Не соизволив, Владыка, прижал меня к себе сильнее и хрипло, но вовсе не тихо, продолжил сонно высказываться:

— Сладенькая, вкусненькая, аппетитненькая и моя. Не пущу!

Повисла немая неловкая пауза. Верес застыл в полупоклоне, Славен, Тихомир и Никодим возле саней, из которых выбрались и теперь с трудом могли ходить, по причине затекших ног.

Владыка же продолжал в том же духе:

— Так и съел бы тебя…

Это он мог! Именно по этой причине я, уже собирающаяся закрыть его сильно говорливый рот ладонью, поостереглась от столь опрометчивых действий.

В ту же секунду дракон открыл глаза, и совсем иначе, вполне серьезно и уже без всякой сонливости спросил:

— Все же напугал. Дьявол!

И рывком, вообще неведомо как, но из лежачего в телеге положения, Владыка исхитрился оттолкнувшись и совершив прыжок, мгновенно перейти в стоячее рядом с телегой, да еще и руку мне протягивающее.

Очень осторожно я сложила карту, засунула ее в карман, встала оправив плащ и ощущая, как вообще с трудом стою на затекших ногах, но что-либо дальнейшее предпринять дракон мне не дал — ухватив за талию по-простецки переставил на дорогу и ухватив за руку, легко шагая направился к старцу, умудрившись еще и насвистывать при этом что-то.

В итоге все мы подошли к жрецу, все, кроме Вачовски, низко, до земли поклонились, и все молчали, ожидая, когда заговорит старец.

Жрец молчал долго, последовательно изучая нас всех, рука его, крепко сжимала посох, в глазах отражалось небо и почему-то Вачовски.

А затем старец сказал:

— Здравствуй, Верес сын Травига, входи, рады тебе.

Верес с огромным почтением склонился вновь.

Жрец же перевел свой взгляд на меня, и сказал:

— Здравствуй дева Милада Радович, слухами о тебе земля полнится, шпионами лорда Энроэ загрязняется. И ты входи, и тебе рады.

Я, следуя примеру Вереса тоже низко поклонилась.

Следующим был Владыка. Жрец поморщился, глядя на него и произнес:

— И ты входи, студент неизвестного роду племени. Тебе не рады, но коли тебя не впустить, сам войдешь, да еще и дров наломаешь.

Владыка, вместо почтительно поклона, хмыкнул и нагло ответил:

— Ладно, войду, ежели так просите-то. Да и старость уважать надо бы… начать уже хоть когда-нибудь, с вас и начну.

Главный жрец храма Древуна посмотрел на него так, что любой другой на месте Вачовски сгорел бы на месте, но этот нет — разве что уши опять стали зелеными и увеличились немного.

А старец уже вглядывался в Никодима:

— И ты проходи, тебе рады, — просто сказал он.

А вот Тихомиру и Славену слова были сказаны иные:

— Предавший раз, предаст и повторно, — произнес жрец, глядя на Славена. Тихомиру сказал худшее: — В Медведково подлости места нет. Ванко, сани отцепи, студенты тут ждать будут.

И развернувшись исчез вновь, словно его тут и не было.

Купец поспешил торопливо приказание исполнить, мы сани поволокли чуть в сторону от дороги, и оставили парням всю еду, что нам пограничники с собой дали — мясо вяленное, шмат соленого сала, да две краюхи хлеба. Тихомир и Славен, поначалу стоявшие, как в воду опущенные, вскорости тоже начали готовить себе лагерь.