Федор вскочил и, придержав закрывающуюся створку, помог майору втиснуться в дверь. Наконец, он развернулся, явив любопытствующим на блюде шедевр кулинарного искусства подземного мира – еще дымящаяся запеченная свиная нога, казалось, говорила сама: «съешь меня, я божественно вкусна».

– В столовой ничего, кроме рульки, не было, – как бы извиняясь, произнес Василий Андреевич, но они этого не слышали, они уже ели, правда, только глазами, но смакуя каждый кусочек.

Выставив издевательски аппетитно пахнущую свиную голень по центру стола, он снял до этого сиротливо стоящий чайник и скрылся за хлопнувшей дверью, пробурчав себе под нос что-то вроде: «Я за чаем – приступайте».

Молодые люди переглянулись и, как по команде, накинулись на рульку, отрывая от нее руками обжигающе горячие, лоснящиеся от жира куски мяса, запихивая их себе в рот и блаженно жмурясь от удовольствия.

К тому моменту, когда их опекун вернулся с горячим чайником в руках, на блюде остались лишь аккуратно сложенные горкой косточки, а гости были похожи на двух сытых и довольных котов, которые, откинувшись на стульях, поглаживали свои пузики.

Майор, окинув взглядом остатки трапезы, искренне удивился:

– Ого, это, пожалуй, рекорд. Вы уверены, что не мутировали? – После чего, водрузив чайник на старое место, как монумент исчезнувшей в утробе людей рульке, достал из тумбочки три граненых стакана с подстаканниками и разлил в них душистый грибной напиток, который по неизвестной традиции все называли чаем.

– А теперь рассказывайте о своих приключениях, – произнес он, усаживаясь за стол с одним из стаканов.

И Федя начал свой рассказ, стараясь не пропускать основных событий с момента появления в туннеле аномалии. Иванов кивал, наверное, сходные проблемы были и у них. И одобрительно хмыкнул на идею Штольца послать их в Полис. Но все остальное повествование о сложном и опасном путешествии через половину метро и поверхность он молчал и лишь сосредоточенно что-то записывал в блокнотике. Слушая рассказ друга, Катерина ужаснулась – сколько же всего произошло с ними за эти дни, а особенно за последние двое суток. Хватит приключений на целую жизнь. Она с трудом отдавала себе отчет, что это все произошло именно с ней – с маленькой девочкой, сидящей на шее у брата, а не с крутым суровым сталкером.

Но более всего впечатлил Иванова рассказ о встрече с арахнидом на Арбате. Он даже отложил карандаш, внимая каждому слову рассказчика.

– Да, ребятки, будет вам что рассказать внукам. Одно могу сказать – еще никому не удавалось пройти весь Арбат. Даже экипированному отряду, а не то что двум юным, не имеющим опыта вылазок на поверхность людям, практически без оружия и снаряжения. Вы первые… везунчики! Теперь отдыхайте. Завтра у вас разговор с шефом разведки. – После этих слов Василий Андреевич отставил забытый остывший чай и, улыбнувшись своей всепонимающей улыбкой, вышел из комнаты.

Катя уже откровенно клевала носом. После вкусного и сытного ужина, или, судя по времени, завтрака, мозг окончательно передал управление желудку и, уходя, как хороший хозяин, гася свет, повернул рубильник в положение «сон». Противиться этому не было никаких сил как у одной, так и у другого. Да и зачем? Здесь, среди деловитого шума просыпающейся станции, можно безопасно окунуться в царство Морфея.

***

Командир полулежал в проеме двери охранки, опираясь спиной на косяк. Лицо его в свете зажженного Штольцем фонарика было настолько бледным, что могло поспорить с белизной черепа давно умершего охранника. Георгий Иванович сорвал с себя маску противогаза. Чего теперь уже бояться – выйти отсюда им не суждено. Осмотрев сталкера, Штольц пришел к выводу, что тот не жилец. Разворочены живот и правое подреберье. Из огромной зияющей раны вытекала черная, как чернила, кровь – не надо быть великим лекарем, чтобы понять, что повреждена печень.

– Что, плохо? – прохрипел командир.

– Да, не фонтан, метров пять надо хирургической нити, чтобы все это заштопать, – Штольц вынул перевязочный пакет и, раскрыв его, прижал к ране.

– Не надо, смысла нет, все равно мы отсюда не вылезем.

В ответ на его тихий голос за дверью раздался скрежет. Через вентиляцию слышалось урчание двигателя машины и редкие выстрелы из ствола крупного калибра.

Командир протянул Штольцу рацию:

– Ребят спаси, скажи, пускай уезжают.

– Мы в бетонной коробке, не возьмет, – сокрушенно покачал головой Георгий Иванович.

– Попробуй! – вымученно выкрикнул сталкер, и это съело последние силы.

Взяв из ослабевшей руки рацию и включив ее, Штольц нажал на тангету.

– «Коробочка»! Командир ранен, мы заблокированы – уходите. Прием…

Треск статики перекрывал голос – разобрать что-то было невозможно.

– Повторяю, уходите, приказ командира… Срочная эвакуация на базу… как поняли? Прием…

Ответа не последовало, треск статики перекрывал все, но звук двигателя «бардачка» стал затихать, и через пару минут в подвале установилась гнетущая тишина, которую вновь прервал душераздирающий скрежет когтей снаружи.

Сталкер опустил голову. Он был жив – грудь тяжело вздымалась, и при каждом вдохе кровь толчками сочилась наружу. Повязка уже промокла, а не прошло еще и пяти минут. Штольц присел возле раненого, собираясь поменять ее, но тот отстранил руку и шепотом, на большее сил уже не было, сказал:

– Не надо… не поможет… Оставь себе, меня перевязка уже не спасет.

– А мне она тоже ни к чему… Если только удавиться. Выйти из этого подвала я уже не смогу – стражи не пустят, да и пробиваться не с чем – у меня только пистолет остался, – Штольц улыбнулся. Сказано это было для капитан-лейтенанта, он-то знал свой финал. Взрывчатку оставлять он никому не собирался, а так как выбраться из хранилища не может, то и исход событий известен. – Так что терпи, хоть побеседуем подольше, – с этими словами он намотал еще один перевязочный пакет прямо поверх первого.

– Вот одного не пойму – чего тебя понесло с нами? На фанатика нацистского ты не похож – нормальный мужик. Поведай перед смертью. А то помру от любопытства, не дождусь, пока кровью истеку.

– Как зовут-то тебя, командир? – Штольц присел рядом с ним плечом к плечу и облокотился на стену.

– Виктор – победитель, значит. Не все мне побеждать, как видишь… – от приступа мучительного кашля его лицо исказила гримаса боли, а из угла рта потекла кровь.

– Дело у меня тут, Вить. Не должна эта взрывчатка в метро попасть. Потому и пошел. Так что по всем канонам я предатель.

– Понимаю. Так ты, значит, как я понял, ненадолго тут… за мной пойдешь?

– Вроде того. Ты на меня, Вить, не обижайся. Не собирался я вас подставлять. Думал, подорву мешки, и укатим, а вам наплету что-нибудь… а тут видишь как все повернулось. – Штольц посмотрел на командира: голова опущена на грудь, глаза заволокло туманом. Так и не понял, услышал он последнюю фразу или нет. – Покойся с миром, – Георгий Иванович закрыл умершему глаза. Со вздохом поднявшись с пыльного пола, он еще раз посмотрел на тело сталкера: