Катя моё решение усыновить Пашку восприняла неоднозначно. Сначала долго обижалась на то, что я не посоветовался с ней. Игнорировала меня. Впрочем, мы продолжали жить вместе, в одном жилом модуле, и она делала всё для того, чтобы подружиться с мальчишкой. При этом она не пыталась играть роль его матери — и это было очень мудро с её стороны. Наверно, поэтому Пашка смог быстро принять Катю как нового члена своей семьи. У неё не было роли, которую можно было бы обозначить специальным словом; мы ведь даже не были официально женаты. Она была просто Катей.

Эльми переехал вместе с нами. Он исправно ходил в лаборатории, делился необходимыми знаниями, дозированно выдавая информации. Но в общественной жизни никак не участвовал, предпочитая проводить всё время в выделенном ему помещении. Впрочем, эта странность могла быть легко объяснена: он не рассчитывал больше оставаться человеком навсегда. У него появился реальный вариант возврата и соединения с материнской сущностью.

До начала работ Эльми сказал, что у него было несколько вариантов двигателей для межзвездных путешествий. И я согласился дать ему необходимую информацию, чтобы определить, какая именно технология позволила бы построить звездолёт быстрее и эффективнее. Тут мне пришлось ему довериться, надеясь, что он достаточно мотивирован для того, чтобы не затягивать процесс.

В итоге остановились на двигателе, чей принцип уже был теоретически разработан на Земле, еще пару десятилетий назад. Речь идёт о пространственном пузыре, который рассчитал мексиканский физик Мигель Алькубьерре. Объект, находящийся внутри этого пузыря из деформированного пространства, может теоретически перемещаться быстрее скорости света. Затык был в том, что для создания такого двигателя нужна была невероятная прорва энергии, но Эльми предложил какое-то решение, которое очень вдохновило учёных.

Обычно после работы в лаборатории и организации разных вопросов со снабжением я сам забирал Пашку из импровизированной школы. Идти до жилого сектора было совсем не далеко, и опасностей никаких внутри базы не было, но мне это казалось важным.

Перед выходом я попрощался с Эльми и остальной группой, которые немного задерживались, обрабатывая результаты очередного экспериментального испытания. Потом заскочил в буфет за порцией растворимого кофе. Это стало своего рода ритуалом: мы так с Катей помирились. Однажды вечером я вернулся со стаканчиком кофе и по привычке предложил ей. А она не отказалась.

Я расслабился за повседневной рутиной; втянулся в то, что начинало быть похожим на обычную семейную жизнь. И, очень вероятно, я бы погиб в расставленной на меня ловушке.

Я никогда не верил в призраков, хотя готов был допустить, что ушедшие люди (и не только люди) могут оставлять какой-то информационный след. Вселенная слишком сложна, и я уже неоднократно убеждался, что возможны вещи, которые совсем недавно казались совершенно немыслимыми.

На какую-то долю секунды я ощутил присутствие Гайи. Тот лёгкий эмоциональный фон, когда-то ставший привычным, и от которого пришлось отдыхать после катастрофы в Приуралье.

В этом фоне была сильная тревога. И я мгновенно, не задумываясь, перешёл в режим. Это и спасло мне жизнь.

Через коридор, по которому я шёл, крест-накрест были натянуты тончайшие нити. Углеродное волокно. В обычном режиме заметить их было совершенно невозможно. Инерции моего движения вполне хватило бы, чтобы расчленить меня на несколько неравных частей.

Я остановился в паре сантиметров от нити. Она почти касалась моего носа. Удивительно: в режиме даже фокусировка зрения работала по-другому. Медленно отступил назад. И тут же почувствовал сильный удар в спину.

Режим помог мне правильно рассчитать вектор приложения сил, и я смог свернуть в стену, лишь слегка приложившись плечом.

Тому, кто страховал первую ловушку, повезло меньше: нитью ему отсекло правую руку, из раны толчками выходила кровь. Но он продолжал угрожать мне, доставая откуда-то из недр рабочего комбинезона полимерный клинок. Его глаза были стеклянными, как под веществами. Впрочем, почему как?..

У меня с собой оружия не было, так что единственное, на что я мог рассчитывать — это режим.

Я смог предугадать по напрягшимся мышцам и направлению взгляда приём. Схватил основание клинка. Используя инерцию нападавшего, приложил его о стену, выворачивая руку. Теперь я мог убить его — достаточно было лишь слегка толкнуть его дальше по коридору. Но, конечно, я думал о будущем допросе.

Заламывая нападавшему руку, я уже думал, как соорудить подобие жгута. Было видно, что тот вот-вот отключится, несмотря на боевую фарму.

А потом его голова взорвалась прямо перед моей грудью, обдав меня кровью и фрагментами тканей. Уже зная, что следующий выстрел будет направлен против меня, я резко сместился вниз. И тут же обнаружил, что это был не выстрел.

Третий нападающий, в такой же форме техника, целил в меня странным оружием, напоминающим шипастый керамический меч, составленный из отдельных прутьев. В режиме было несложно восстановить принцип его действия. Хитрая штуковина, используя силу упругости, после проникновения в тело, разрывала ткани, нанося непоправимый ущерб.

Этот третий был по-настоящему продвинут. Профи высшего класса. Третья линия страховки в архитектуре покушения, которое точно не должно было дать осечку.

Он предугадывал мои действия так хорошо, что я начал подозревать, не в режиме ли он?

Через несколько долгих мгновений я осознал, что мне конец, если я не придумаю прямо сейчас что-то совершенно неожиданное.

И я решился. Я двинулся по траектории, которая задевала смертельные нити. Я знал, что нанесу себе рану, очень серьёзную — глубокий порез грудной клетки. Возможно, до лёгкого. Но выбора не оставалось.

И действительно: враг не ожидал такого самоубийственного манёвра. Я поднырнул под его атакующую руку и лёгким движением увлёк за собой. Нить срезала ему половину черепа.

А я упал на пол, ощущая невероятную боль в боку и слабость. Меня тут же выбило из режима. Я пытался кричать, но чувствовал только кровавую пену на своих губах. А потом, несмотря на волю держаться, я провалился в черноту.

Я проснулся от запаха кофе. Тут же лавиной хлынуло осознание того, что произошло; точно так же пахла лужа на ковролине в коридоре, где на меня напали. А потом запах кофе смешался с запахом крови.

Я застонал. Потом вдруг разом, рывком, вернулось ощущение тела. Болел бок и рёбра с правой стороны. Впрочем, боль была тупая и вполне терпимая. Я открыл глаза.

Надо мной склонилась Катя. На её лице была странная смесь беспокойства и нежности. Она несмело улыбалась.

— Привет, — произнёс я пересохшими губами, стараясь улыбнуться в ответ, — значит, успели.

— Тебя Пашка спас, — ответила Катя, — он вовремя тревогу поднял. Бегал, кричал, что ты уже минуту назад прийти должен, а мы не понимали его беспокойства. Но пошли за ним. И бригада медиков оказалась рядом, они на вызов приходили.