III

Как всегда в победоносных войнах, в шестьдесят седьмом году все закончилось на Севере. Девятнадцатилетняя Джози повзрослела и гордилась тем, что своим тактом помогает карьере высокомерного брата. Ее красивое лицо светило молодым государственным служащим, когда она танцевала на балах в зале с меланхолическим профилем президента Джонсона среди массы цветов из долины Шенандоа.

— Что же все-таки значит слово «герилья»? — спросила она однажды у военного. — Вы держите меня достаточно крепко, благодарю вас.

Но ни за кого из них она не вышла замуж. Ее глаза видели сошествие славы Господней, а потом она видела, как славу Господню повесили за большие пальцы.

Только что вернувшись с рынка домой, она крикнула служанке:

— Я открою, Кэнди.

Но по дороге к двери у нее из-под юбки выпал обруч, она споткнулась и только спросила издали:

— Кто там?

— Я хочу видеть доктора Пилгрима.

Джози колебалась. Брат спал.

— Боюсь, он сейчас не может с вами увидеться.

Она повернула назад, но в дверь опять позвонили, резко и требовательно. Теперь и Кэнди выплыла из кухни.

— Скажи ему, что сегодня утром доктор никого не примет.

Она ушла в гостиную отдохнуть. Ей помешала Кэнди.

— Мисс Джози, там очень странный человек. По-моему, он не с добром пришел. На нем черные перчатки, и болтаются, когда он говорит.

— Что он сказал? — с тревогой спросила Джози.

— Говорит только: мне надо видеть доктора Пилгрима.

Джози снова вышла в переднюю. Это было маленькое квадратное помещение с полукруглым окном, цедившим голубой и оливковый свет. Кэнди оставила дверь приоткрытой, и Джози осторожно выглянула из безопасной полутьмы. Она увидела половину шляпы и половину сюртука.

— Что вам надо?

— Мне надо видеть доктора Пилгрима.

У нее было наготове решительное «Нет», но в это время на пороге появился другой мужчина, и она заколебалась, сочтя неправильным отослать обоих посетителей, не спросив у брата. Появление второго гостя придало ей решимости, и она распахнула дверь. И тотчас пожалела об этом, потому что при виде двоих гостей нахлынули воспоминания о другом июльском дне трехлетней давности. Пришедший вторым был молодой французский адъютант принца Наполеона; другого, в чьем тоне Кэнди почувствовала смутную угрозу, Джози видела в последний раз скорчившимся от боли на столе под деревом. Первым заговорил француз.

— Вы, вероятно, не помните меня, мисс Пилгрим. Меня зовут Сильве. Я военный атташе французского посольства, мы встретились в тот день, когда ваш брат оказал исключительную услугу принцу Наполеону в военное время.

Джози схватилась за косяк, подавляя желание вскрикнуть: «Да, но что здесь делает этот южанин?»

Тиб молчал, но мысль Джози работала так быстро, что никакие его слова не сделали бы яснее цель его визита, хотя появление второго гостя отчасти нарушило его планы. А план светился в этих глазах, давний, тщательно обдуманный; два года этот человек так исправно навещал сны Джози, что она до мелочей представляла себе его жуткое пробуждение на столе, побег на рассвете и терзающую его боль, мучительные поиски убежища утром — после месяцев работы в госпитале она знала, что его ждет ампутация порванных пальцев.

Снова заговорил француз:

— Я только потому осмелился потревожить вас в такой час, что пакетбот «Рошамбо» отплывает уже послезавтра. Мисс Пилгрим, принц не забыл об огромной услуге, оказанной ему вашим братом. Сегодня утром отложены телеграммы даже важнейшего содержания, дабы я мог увидеться с вашим братом. В данный момент в Европе имеет место зубная боль настолько международного значения, что… — Тут он впервые бросил осторожный взгляд на соседа и осознал его присутствие; но друг друга они не узнали.

— Могу я поговорить с вашим братом?

За плечом у Джози раздался голос:

— Я доктор Пилгрим. Кто хочет со мной говорить?

Джози инстинктивно загородила собой полосу солнечного света между Тибом Дюлейни, бывшим сержантом кавалерии Стюарта, и братом.

— Простите, джентльмены, — сказал доктор Пилгрим, — но сейчас не могу вас принять. — И, обратившись к Джози: — Это утро я обещал посвятить Кэнди — вот почему поднялся в такую несусветную рань. — Он вышел из-за Джози и встал перед посетителями. — У нас преданная негритянская служанка, которой я давно намеревался вставить зуб, и боюсь, что сегодня утром больше никому не смогу уделить внимание. Моя сестра возьмет у вас адреса и договорится о консультациях.

Джози видела, что встал он в скверном настроении. Спускаясь по лестнице, он позвал Кэнди, и сейчас она подбежала сзади с корзинкой через руку.

Джози, единственная из пятерых целиком понимавшая ситуацию, попыталась оттянуть выяснение.

— Хорошо. Джентльмены, если вы дадите ваши адреса…

— Я прошу у доктора только минуту времени, — сказал капитан Сильве.

— Минуту я вам уделю, — раздраженно ответил доктор. — Эта бедная цветная женщина нуждается во мне больше, чем кто бы то ни было, и я никогда не ставил белых прежде черных, если им нужна моя помощь.

Несколько минут, пока капитан Сильве объяснял свое дело, а доктор Пилгрим смягчился настолько, что прогулялся с ним до конца веранды, Джози оставалась наедине с Тибом — наедине с ним мысленно. Она не могла развязать те давние путы, которые разрезала когда-то, но на это короткое время смогла удержать его своей ясной красотой.

— Брат не знает, кто вы, — быстро сказала она. — Что вам тут нужно?

Вновь перед ее мысленным взором возникли те ночные часы и годы печальных размышлений.

Тиб посмотрел в сторону.

— Я пришел, чтобы договориться о встрече.

Доктор Пилгрим обернулся к ним.

— Как я сказал, временем сейчас не располагаю. Джози, если будут еще посетители, объясни, что я освобожусь после четырех.

Кивнув Тибу, он стал спускаться с веранды, вполуха выслушивая уговоры Сильве. Незаметно все очутились на солнечной улице, Джози, без шляпы, шла рядом с Тибом, а Кэнди замыкала процессию.

— …но это придворная должность, — уговаривал Сильве. — Вы будете ассистентом знаменитого доктора Эванса, у которого лечится весь Париж. То, что англичане называют «под началом», понимаете, доктор?

Доктор Пилгрим остановился и остальные вслед за ним.

— Я прежде всего американец и буду сам судить, следует ли мне столь поспешно принять или отвергнуть это предложение — если вообще задумаюсь об этом.

Капитан Сильве в отчаянии взмахнул руками.

— Хирург Французской империи! Высокое жалованье, возможно, Legion d’honneur[11], отличный экипаж для прогулок в Булонском лесу — а вы хотите оставаться здесь, в этой грязной дыре?