улыбнулись друг другу – и полетели по залу. И если когда-то две недели назад, в другой жизни, у них был вальс в качестве знакомства и приветствия, то этот оказался о том, что они – вместе, и вместе им – хорошо. И ещё они умеют так, вот так, и так. И это им легко и очень здорово.

И плевать, что Ирка никого до такого уровня пока не выучила. Будет надо – ещё научит. А пока – пусть смотрят, как надо.

В финале Андрей провернул её под рукой, она остановилась и сделала реверанс. Им захлопали, подошли и окружили.

– Ира, вот тебе и третий номер, – сказал кто-то.

Что? Третий номер? Да она так-то вообще в этот раз на сцену не собиралась. Она подняла взгляд на Андрея, но он смеялся.

– И что, ты готов остаться до среды и танцевать со мной вальс?

– Видимо, да, – пожал он плечами.

– И… что мы будем танцевать? Что ли как сейчас – поклоны, а дальше по музыке?

– По-моему, неплохо получилось. Вряд ли там будут строго судить?

– Вообще не будут, это не конкурс.

– Тем более. Выйдем и потанцуем вальс в своё удовольствие.

Народ вокруг выдавал одобрительное – да-да, просто в своё удовольствие, и это будет круто, и это будет то, что надо.

Ну, раз это то, что надо, значит – пусть будет.

52

В понедельник Андрей собрался в геологический институт. Ирка не поняла, были ли у него там планы исходно, или он придумал их по ходу, когда понял, что улетает в Питер утром в четверг. Ну да, если вечером в среду концерт, то самолёт не раньше утра четверга. И вечером после занятия он эти билеты себе даже купил – через Москву, какие были. Ирка даже не смотрела, что там за билеты можно купить на через три дня в Москву и дальше, и каких диких денег они должны стоить. Его дело.

А сама она отправилась на работу.

Работа выглядела теперь совсем по-иному – если она летом увольняется, то что? То надо оставить все дела в порядке. И заработать все возможные в этом месте деньги. И ещё бы отдать кафедру в хорошие руки, вдруг кто-нибудь знакомый подвернётся, кому будет нужна работа?

Сегодня грядущие перемены уже не выглядели так страшно. Они казались понятными – в том плане, что нужно сделать, чтобы. Значит, никакую квартиру искать сейчас не надо, до конца июня она отлично доживёт в этой. Подработки? Только если идеально впишутся в её график и не осложнят ей жизнь ещё больше. Танцы? Пусть будут.

Родственникам можно будет всё сказать в мае – когда слетает в Питер и осмотрится там. По итогам. Пока же пусть всё остаётся, как есть.

На кафедре уже пили кофе Софья Абрамовна и Татьяна Борисовна. Они радостно ответили на Иркино приветствие и принялись её внимательно разглядывать.

– Ира, что случилось? – поинтересовалась Татьяна Борисовна.

– В смысле? – не поняла Ирка. – Всё хорошо.

– На тебя смотришь – и понимаешь, что всё хорошо. Это очень приятно. Но я помню, что в пятницу было как-то совсем иначе, – покачала головой Софья Абрамовна.

Ирка огляделась – никого больше нет. И негромко, чтобы – если вдруг что – в кабинете не расслышать, рассказала почтенным дамам всё. Ну надо было с кем-то поделиться – кроме Оли, конечно, той она уже вчера всё изложила сначала кратко и письменно, а потом более пространно и устно. И получила море одобрения и поддержки.

– Ира, я тебя поздравляю и желаю счастья, пусть всё сложится хорошо.

– Ира, я очень рада за тебя. Я думаю, ты нашла себе достойного молодого человека.

В общем, почтенные дамы всё одобрили, можно было выдохнуть и пойти смотреть почту, уточнять – будет ли сегодня совещание у декана, и делать прочие нужные вещи.

Марья Ивановна заглянула на кафедру ближе к обеду. Осмотрелась, убедилась, что кабинет пуст, но за чайным столом есть люди – не в пустоту же говорить. Подошла к Ирке и поинтересовалась:

– Скажи, Ира, ты детей-то своих почто бросила?

Ирка тупо не въехала – каких детей и кто бросил, и причём тут вообще она. Так-то она уже почти пять лет как из школы уволилась, и с тех пор ни с какими детьми не работала. Ну да, ей поначалу предъявляли, что, мол, бросила, не выпустила, до экзаменов не довела и что там ещё говорят в таких случаях. Не объяснять же детям, что она ушла тупо на зарплату в три раза больше! И расписание у неё было – оторви да выбрось, «окон», то есть – дырок между уроками – в часах больше, чем собственно уроков. Это новая завуч, чтоб ей жилось легко и весело, и даже не сказать, чтобы она не любила именно Ирку, она не любила у них в школе никого. Ну да то дело прошлое. А это что такое притащилось и говорит чушь?

«Это» стояло возле Иркиного стола и ждало ответа.

– Добрый день, Марья Ивановна, – преувеличенно вежливо кивнула Ирка. – Будьте любезны, просветите, вы вообще о чём?

– Как это о чём? О твоих детях от этого пришлого геолога, которых ты на мать свою бросила!

Какая прелесть. Ирка поняла, что просто не может сдержаться, и начала смеяться. Хохотать. Ржать.

– Марья Ивановна, миленькая, вам кто эту чудесную сплетню принёс?

– Не твоё дело, бесстыдница! И ещё нет бы – сразу сказать, чтобы девочке-то голову не морочить, так нет же, надо было поиздеваться!

– Если я что-то понимаю, то ваша девочка сама себе что-то заморочила, не обязательно голову, может быть – совсем другую часть тела. Так вот, мой вам совет – найдите того человека, который вам всё это рассказал, и плюньте ему в рожу, потому что он специально решил выставить вас в неприглядном свете.

– Что? – нахмурилась Марья Ивановна.

– Да явно же кто-то был в курсе, что бы без малейшей проверки сплетни по политеху таскаете, и решил вас подставить, не иначе, – веселилась Ирка.

Вообще она подозревала, что какую-то часть этой сплетни могла выдумать сама Марья Ивановна, чтобы пострашнее звучало, но ей было на это всё глубоко наплевать.

– Ты хочешь сказать… – начала было она, и поперхнулась.

– Ничего не хочу сказать. Сами знаете, думаю, где