него бронежилет. Возле дома его снова попытаются застрелить. И прикройте его. Охрану дайте с автоматами.

— Не переживай, Зина. Он будет в жилете, оружие табельное возьмет и три автоматчика с ним поедут.

Динамик у телефона был мощный и все всё слышали.

— Жена откуда может знать? — «кум» натурально удивился.

— Дар у неё такой, свыше спущенный, видеть близкое и далекое будущее, — сказал Александр Павлович. — Сам не могу привыкнуть. Но ни разу Зинка не ошиблась.

— Пусть про меня скажет, а ты мне передашь, — попросил «кум»

— Лады, — Шура улыбнулся — Завтра скажу. Заеду. Слушай, ты подскажи мне. Я хочу первым задержать Марченко, директора завода кожзаменителей. На нём, чувствую, не только труп шофера Кудряшова висит. Как его надёжнее прихватить?

— Пойдем в коридор. Расскажу, — Серебряков вышел первым. Не было их минут тридцать.

Адвокат попрощался с каждым за руку и плавно удалился в своём нежном, ворсистом не мнущимся велюровом костюмчике.

— Ну, я тебя, Шура завтра жду, — сказал «кум», махнул подполковнику и тоже ушел.

Лысенко нахлобучил на большое тело Маловича бронежилет. Надел сверху рубашку, другого, крупного размера, проверил, взял ли Александр свой «ПМ», по рации приказал автоматчикам готовиться, и тех, кто будет стрелять, не жалеть.

Малович подъехал к воротам, открыл их, загнал мотоцикл и вот когда шел обратно — закрывать большие тяжелые двери, почувствовал сильный удар в грудь и упал на спину. Было очень больно. Но сознание Малович не потерял и слышал три автоматных очереди.

— Ранен. Вон, в палисаднике напротив нас. Ловим и вяжем! — крикнул командир автоматчиков.

Через пять минут они притащили связанного парня. Одна пуля прошла сквозь ногу у бедра, вторая и третья застряли в плечах.

— Давайте его в больничку и потом в четвертую камеру, — Шура поднялся. Грудь ныла так, будто с полного разворота в неё врезался крюк подъёмного крана.

Автоматчики и снайпер уехали. Малович зашел домой и попал точно на телефонный звонок.

— Вот ты тварь какая живучая, — хрипло произнёс резкий баритон.

— Я знаю кто ты, — ответил Шура. — И ты, Марченко, лучше сдайся. Поймаю — так сначала отделаю, чтоб ты ни сидеть, ни стоять, даже ползать не мог, а потом следаку тебя сдам и уговорю его на «вышак» специально для твоей сучьей персоны. Ты его заработал. На тебе минимально четыре заказа по «мокрухе».

— А вот пососи морковку на ночь, — прохрипел Марченко. — Хрен ты меня найдёшь.

— В этой жизни я не могу найти только счастья не видеть и не слышать про таких ублюдков вроде тебя. А тебя отловлю как муху на окне. Если не допрёшь сам повеситься раньше, — Малович бросил трубку и набрал номер Аниной тёти.

— Сейчас Зиночке дам, — обрадовалась Шуре тётя Панна.

— Всё обошлось! Я же знала! — Зина три раза чмокнула трубку.

— Я его поймаю, этого гада Марченко? — спросил Малович. — Это он меня сейчас убить хотел. Даже позвонил потом. Расстроился, что я опять живой.

— Поймаешь, конечно. — Твёрдо заявила жена

Шура засмеялся.

— Я тебя, Зинуля, всё равно перетащу в уголовный розыск. Покормите меня? А то домой не успел купить ничего. Короче, я еду к вам в бронежилете и с пистолетом. Не пугайтесь.

Он вышел в июньский двор, сорвал рядом с тропинкой одуванчик, который только что отцвел. Дунул на него и долго наблюдал, как медленно кружась и вращаясь падают в траву белые прозрачные парашютики.

Вот это копия жизни, — сказал Малович. — Прицельно дунет кто-то, и ты уже не жилец, спустишься в ад на таком же парашютике. Но с этого момента дуть на кого положено буду я. Всё. Озверел.

И с этой хорошей мыслью он поехал на замечательный, конечно же, ужин.

15. Глава пятнадцатая

Андрей Андреевич Марченко имел кучу причин не любить милицию. Он со школьных лет пил водку, вино, пиво и, если подворачивалась возможность, самогон. В этом измененном градусами виде он по выходным ходил в парк на танцплощадку и здорово там бузил. Драки организовывал, девушек словесно уничтожал если они отказывали пьяному пареньку сплясать совместно фокстрот. Но несогласие девочек милицию не волновало, а вот за драки родители Андрюши платили ощутимые для семьи штрафы.

После школы он с участием папиного брата, инструктора Свердловского горкома партии, поступил на химико-технологический факультет университета. Там он так же злоупотреблял любимым народным напитком и бесновался на танцплощадках. Сажали его и на пятнадцать суток, и крупно штрафовали, посылали письма ректору с очень убедительной просьбой отчислить хулигана, но папин брат с ректором легко договаривался и в шестидесятом году получил Марченко диплом с хорошим распределением на Среднеуральский медеплавильный завод в городе Ревда младшим технологом. Рядом со Свердловском стоял этот могучий завод всесоюзного значения.

Мастер электролизного цеха Зубов был крут и суров. Два первых дня Андрей весело появлялся в цехе, заглотив с утра по стакану водки, а третий рабочий день он даже не успел начать. Зубов, крупный и сильный дядя, взял его за шиворот и в таком виде, не отпуская, провел по всем кабинетам, где подписывали документы и приказ об увольнении Марченко по тридцать второй статье как злостного нарушителя «КЗОТа». С этой записью в трудовой он мог устроиться только на кладбище рыть могилы, поскольку все работяги там имели биографии похуже.

Ну, кто пьёт активно, знают, что страсть эта поглощает всё остальное. Алкоголик, в которого закономерно года через два преобразовался Андрей Марченко, остался внешне приличным человеком. Хорошо одевался, был чистым, носил модные причёски, серебряные часы с серебряным браслетом и вокруг него примерно на метр растекался аромат французского одеколона «Арамис».

Это был потрясающий настой всяких трав, от которого быстро обалдевали близко проходящие, а девушки млели и непроизвольно выделяли соответствующий манящему запаху гормон. «Арамис» залили экстрактами трав. Там были Мирра, Артемизия, Клевер, Чабрец, Бергамот и Гардения, Пачули, Шалфей, Жасмин, Кардамон и Корень ириса, Кожа, Дубовый мох, Мускус, Ветивер, Сандал, Амбра и Кокос. Благодаря случайно попавшемуся единственному увлечению ухаживать за собой, Андрей в обществе считался человеком приличным, умным и достойным. Больше, как и всех состоявшихся алкоголиков, его не интересовало ничто. То есть он любил себя, выпить и деньги. Но не зарплату, а только легко добытые в большом количестве. Любовь — то была, но большие дармовые деньги пока к нему в карман не спешили.

После изгнания с