— Вы их знаете? — оживился стриженый.

— Кто ж их не знает, — ответил Костя Костанов, склонившись над убиенными. — Нам ли их не знать…

— Ну и?

— Племенные быки, — с уважением представил мертвецов следователь, сделав акцент на первом слове. — Воровские фраера.

— Это как понимать? — удивился москвич. — Я всегда считал, что вор — это вор, а фраер — типа лоха, что ли. Ну, фраер ушастый.

— Ты, видать, в своей конторе не по уголовникам специализируешься, — сочувственнно заметил Костя. — Это раньше так было — «Вор ворует, фраер пашет». А сейчас фраера — вроде рядовых бойцов воровской армии. «Вольные стрелки» при Робин Гуде.

— Вот робин гудов нам только не хватало для комплекта, — нахмурился московский гость. — Придётся готовить ещё один столовый прибор: такие гости в списке приглашённых не значились…

в которой появляется летающий блин, а участники запутанной истории начинают съезжаться на весёлый карнавал

23 апреля, Мокрый Паханск, от двенадцати утра до часу дня

САМАЯ ЧУМОВАЯ ПОРА НА ПРИГОРОДНОМ ВОКЗАЛЕ — утро выходного дня. Ну, зимою — ещё туда-сюда, а уж в апреле народ кишит на площади и в зале ожиданий, как червяки в плоской круглой жестяной коробочке из-под монпасье у заядлого рыболова. Хотя где нынче встретишь хорошую коробочку из-под монпасье? Вы её когда в последний раз видели? Нынче и монпасье днём с огнём не сыщешь. Вот в прежние времена, бывало, откроешь крышку и наглядеться не можешь на маленькие цветные слюдяные леденчики. А вкус! Ууу…

Но оставим в покое прежние времена и вернёмся на мокропаханский пригородный вокзал. Часы над турникетами у выхода на перрон вздыбили под высь свои чёрные упругие стрелки, как будто вид суетливых садоводов с баулами, сидорами, кошёлками, тележками, граблями, лопатами и саженцами вызывал у настенных хранителей времени эротическое возбуждение и бесконтрольную эрекцию. Затем часы поднатужились, закряхтели и принялись глухо бумкать на весь зал, словно тяжёлый колокол, сзывающий братву на поле Куликово. И с последним ударом задрипанных курантов в толпе у турникета крепкий лысый дядька с окладистой пегой бородой сцапал за руку карманного вора.

— Ах ты, сволота! — заорал лысый, цепко ухватив запястье молодого нескладного парня, который судорожно пытался вырваться. — Не дёргайся, гадёныш! У меня не забалуешь! Я, мать-перемать, фронтовой разведчик!

И пегий мужик шарахнул карманника сверху кулаком по темечку, которое скрывалось под нелепой чёрной спортивной шапочкой, прозванной в народе «пиноккио». Так когда-то били по трибуне пламенные большевики, поднимая пролетариат на штурм царских казематов. Парнишка грохнулся на колени, будто умоляя народ православный о христианском милосердии.

Но умолять было бесполезно. К возмущённому борцу с преступностью подключились единомышленники из толпы. Каждый норовил пнуть, стукнуть или хотя бы ущипнуть ненавистного босяка. Некоторые отпускали «леща». Особенно старались женщины.

— Пропустите меня! — вопила старушка, вздымая в сухонькой ручонке зелёный резиновый сапог. — Граждане дорогие, я сама не доберусь, врежьте этому подлецу сапогом по морде! У меня в прошлом месяце тут кошелёк упёрли, не иначе тоже его работа! Дайте, дайте ему сапогом! Вот так! Ещё раза! Эй! Обувку-то верни, рожа татарская!

У турникета образовалась пробка. Сзади напирали те, кто спешил на электричку. Они осыпали передних проклятиями и толкали их в спины. Даже сакральное заклинание «Милиция! Убивают!» не возымело действия. Два молоденьких сержанта тщетно пытались рассредоточить толпу, издавая немыслимые трели и выдёргивая отдельных особей из кучи-малы, как редис из грядки. На помощь спешили ещё несколько стражей порядка.

Со стороны на это безобразие философски взирали два типа неброского вида. Одному слегка перевалило за сорок, второй только подбирался к этой границе, и ползти ему оставалось ещё прилично — годков семь-восемь.

— Силён батальонный разведчик, — одобрил лысого бородача тот, что постарше. — «Я бил его в мягкие груди и рвал на себе ордена»… Не, у такого не вырвешься.

— Может, подключиться? — нерешительно намекнул второй.

— Это всё равно, что подключиться к розетке двумя пальцами, — скептически заметил старший. — Ты когда-нибудь пробовал, Олежек?

Собеседника передёрнуло.

— Вот именно, — удовлетворённо подтвердил сорокалетний. — Поздно, Вася, пить боржоми. За нас нашу работу уже сделали. Пускай пацаны, — он кивнул в сторону сержантов, — сами оформляют.

Оба собеседника служили в так называемом «карманном взводе» — милицейском подразделении, которое специализировалось исключительно на ловле «щипачей». В «часы пик» менты, одетые по «гражданке», толкались в общественном транспорте, на рынках, на вокзалах и в других местах, где полно народу и раздолье для мастеров «карманной тяги». Капитан милиции Максим Малько и старший сержант Олег Ревенко знали многих карманников в лицо, в том числе и «бановую шпану» — тех, кто «работал» на «бану», то есть на вокзале. Вот и сейчас, беседуя, они шныряли глазами вокруг, выискивая знакомые лица. А потому что «кармаш», как правило, не работает один. У него обязательно найдутся сообщники, которые «подготавливают» жертву, оттирая её в толпе и удобнее разворачивая к тому, кто непосредственно «бомбит». Есть и те, кто ловит «пропуль»: иными словами, незаметно перехватывает у «исполнителя» украденный кошелёк и передаёт по «цепочке». Цепочка может состоять из нескольких подельников. Так что даже если «володик» «щекотнётся», то есть жертва почует неладное и заподозрит стоящего рядом субчика, тот окажется чист и невинен, как пупсик.

Олег Ревенко неожиданно толкнул локтем старшего товарища и скосил глаза по направлению к выходу на привокзальную площадь. Товарищ понятливо кивнул, и ловцы рванули из зала. Выскочив на улицу, они шагах в десяти от стеклянных дверей вокзала подхватили под белы руки небольшого лопоухого субъекта в засаленной кепчонке.

— Что такое?! — возмутился субъект. — Караул! Что за дела, в натуре?

— Привет, Чебурашка, — широко улыбнулся засаленной кепке Максим Малько. — Не надо горло драть, свои…

Лопоухий облегчённо вздохнул.

— А, это вы, граждане начальнички, — в свою очередь ощерился он редкими коричневыми от табака зубками. — Нельзя так честных людей пугать. И, к слову, с какого такого перепугу вы мне вдруг своими стали?

— Не дерзи, Чебурашка, — строго пригрозил пальцем Олег Ревенко. — Накажем.

— А чё я такого сделал? — с деланным удивлением вопросила кепка с ушами и сделала большие глаза.

— Ты зенки-то не вываливай, — сурово рыкнул Малько. — Мы тебя пока задом на кол не сажали.

— А можем, — уточнил сержант Ревенко.

— В натуре, начальники, вы чего беса гоните? — стал распалять себя Чебурашка, пытаясь освободиться. — Дайте высморкаться, у меня же с носа течёт, я вас соплями измажу!