Филипп Уэтхорн арендовал ложу — вид оттуда открывался прекрасный. Для гостей перед заездом подали завтрак. Все относились к предстоящему событию довольно спокойно за исключением Освальда — для него это был день, когда решалась судьба его давней мечты, и он уже воображал себя победителем.

— Освальд! — окликнул Филипп Уэтхорн нервно расхаживавшего барона.

В руках у Филиппа был бокал «Моэ», — он собирался выпить вместе с Венис и Джонатаном и рассказать им о том, как возникла вся эта затея со скачками и сколько ушло на нее денег. Освальд с отвращением отмахнулся — неужели эти глупцы не понимают, насколько важно для него победить, сколько сил он потратил на то, чтобы достичь желанной цели?

— Только не говори мне, что будешь и дальше мучить Бродбента, — сказал Филипп, — оставь уже беднягу в покое.

— Надеюсь, мы с ним не просчитались, — проворчал Освальд, все же взяв шампанское. — Может, стоит сходить на площадку, где все владельцы собрались рядом со своими лошадьми? — добавил он, обращаясь скорее к самому себе.

— Если я что-то путаю, поправь меня, — возразил Филипп, помешивая коктейль. — Но разве не ты говорил, какой чудесный парень этот Барри? У него ведь была такая внушительная репутация, пока он не заболел. Разве он не добился успехов, тренируя Урагана? Я думал, что мы ему достаточно платим. Не знаю, как тебе, а мне просто не терпится посмотреть на нашу лошадь в этом заезде.

Освальд не сомневался в способностях Бродбента. С тех пор как он стал заниматься с Ураганом, тот победил на скачках среди лошадей его возрастной группы дважды, но теперь, в окружении серьезных конкурентов, завоевать достойное место будет не так-то легко. Освальд нетерпеливо обвел глазами собравшихся и остановился на Елизавете, свояченице Филиппа, одетой броско и вызывающе. Говорить с ней об Урагане было невозможно. Еще меньше ему хотелось тратить силы на бесполезную светскую болтовню с какой-то шишкой из японской компании по производству электроники. Этого гостя и его жену Освальд пригласил исключительно по просьбе Филиппа. «Проклятые япошки, — злился Освальд, — приехали посмотреть на то, в чем совершенно не смыслят».

Освальд вышел из ложи и увидел, что дочь и зять рассматривают дорожки ипподрома. Венис выглядела отлично, на ней было длинное ажурное платье и изящные туфли. При виде отца она невольно вздрогнула.

— Добрый день, папа, а я думала, Мария тоже будет с нами. — Венис пыталась угадать его настроение по выражению лица.

Освальд небрежно покачал головой:

— Она слишком занята — уехала в Верону. А где Камилла, почему не пришла? У нее есть более важные дела, чем мой заезд?

— Честно говоря, я не знаю, но она сегодня, кажется, на собрании.

— На каком еще собрании? — возмутился Освальд.

— На этой неделе выборы у консерваторов. Она говорила, что будет участвовать в них, — пояснила Венис. — Может, она решила хорошенько подготовиться, почитать мемуары Маргарет Тэтчер. — Она улыбнулась, но вдруг заметила, что на лицо Освальда легла предгрозовая тень.

— Что это она там задумала? — осторожно поинтересовался он. — Мои дочери занимаются какой-то чепухой. Выходит, я зря вкладывал деньги в их образование. Она никогда не станет успешным политиком.

— Собираются они начинать заезд или нет? — прервал их разговор Джонатан, расстегнув белый пиджак. — Нет, не понимаю я ничего в этом лошадином бизнесе. — Он равнодушно зевнул, прикрыв рот свернутой газетой.

Освальд нахмурился.

— Дорожки вроде мягкие, — пробурчал он. — Посмотрим, что удастся нашему тренеру. Если он провалит состязание, ему придется иметь дело со мной лично.

— Много вы получите в случае выигрыша? — поинтересовался Джонатан. Он с любопытством прислушивался к разговорам окружающих о деньгах.

— Половину, — ответил Освальд, — но мог бы и больше, если б был единоличным владельцем. — Освальд засунул руки в карманы брюк, глядя на толпу, собиравшуюся на трибунах.

— Сегодня неподходящий день, — заметил Джонатан, не взглянув на Венис, но обращаясь именно к ней, — однако мы все равно должны обсудить наши деловые вопросы в ближайшее время.

— Папа, мне кажется, это не совсем удачная идея… — начала Венис с тяжелым сердцем.

— Я готов стать компаньоном моей дочери хоть через несколько дней, — ответил Освальд, игнорируя возражения Венис. — Но я требую полного контроля за финансами и все счета. Этот, как его… Джеффри… должен согласовывать со мной все траты. И еще я хочу сразу предупредить, что не заинтересован в открытии филиалов в Нью-Йорке. — Он достал сигару и обрезал ее кончик, словно давая понять, что его пожелания должны быть исполнены беспрекословно.

Но Венис не хотелось мириться со сложившейся ситуацией.

— В Нью-Йорке я работаю не ради коммерческой прибыли, — возразила она, положив руку на перегородку. — Я наладила сотрудничество с «Бергдорф Гудман» и думаю, что выставка наших интерьеров на Манхэттене пойдет на пользу развитию всей нашей компании.

— Не ради коммерческой прибыли? — возмутился Освальд, выдохнув облако дыма. — По-моему, ты неправильно понимаешь значение слова «бизнес», дорогая. Я не склонен инвестировать суммы, превышающие миллион фунтов, в какие-то некоммерческие предприятия. Если хочешь заниматься такими делами, проси денег у Джонатана, а не у меня.

Венис с такой силой сжала деревянные перила, что ее рука побелела.

— Я не требую сейчас таких вложений, папа, — ответила она сдержанно, стараясь не реагировать на откровенное давление со стороны отца, — но я настаиваю на том, чтобы проект развивался. Если ты будешь заботиться только о деньгах, то ничего не получится.

— О, твоя позиция мне понятна, — засмеялся Освальд, — но не надейся, что я буду так же потворствовать твоим прихотям, как Джонатан.

После завтрака и шампанского Филипп и Николас отправились смотреть заезд. Освальд немедленно присоединился к ним, не сводя взгляда с Урагана, уже появившегося на ипподроме. Лошадь и правда была хороша, на гладкой лоснящейся груди перекатывались мускулы. Ураган был напряжен и нетерпеливо бил копытом и мотал головой. Финбар держался в седле раскованно и уверенно, изредка похлопывая лошадь по шее и шепча ей что-то на ухо. В глазах Освальда светилась гордость: его лошадь привлекала всеобщее внимание, наконец-то он добился своего — стал владельцем эксклюзивного животного, прирожденного победителя.

— Освальд, старина, послушай, — сказал Николас, выведя его из задумчивости, — скажи мне как просто зрителю: у нашей лошади есть шансы в этом заезде?

Освальд улыбнулся свысока и посмотрел на приятеля с покровительственным пренебрежением.

— Думаешь, мы оказались бы в такой компании, не будь у нас шанса? Смотри, вон Уорхос, — указал он на черного коня, который фыркал и пританцовывал на месте. — Это мощный соперник, и у него отличный жокей. Парень ничего не весит, но у него железная рука. А вон там Истен Промиз, тоже серьезная лошадь, — он кивнул в сторону гнедого жеребца, — есть еще арабские скакуны, которых предпочитают шейхи. Знаешь, сколько они платят за своих любимцев?