— Сейчас ты все узнаешь сам, — ответил судья и опустил задвижку.

Когда он уже входил в храмовое здание, до него донесся дикий вопль.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Судья Ди медленно поднялся по ступеням на площадку, расположенную над храмом. Дао Ганя по-прежнему там не было. Он прошел по коридору, ведущему в кладовые, и отворил вторую дверь с правой стороны. Далеко снизу до него донеслись слабые стоны, смешанные с сердитым рычанием. Затем раздался сухой хрустящий звук, словно кто-то ломал сухие ветви. Он окинул взглядом окна расположенного напротив помещения для гостей. Ставни на всех окнах были плотно закрыты. Он облегченно вздохнул. Дело было сделано.

Он положил плащ Суня на низкий подоконник и поспешно направился прочь. После завтрака он составит документ о кончине Суня в результате несчастного случая, произошедшего из-за того, что Учитель слишком далеко высунулся из окна, наблюдая за гулявшим внизу медведем.

Вздохнув, он снова пошел к лестничной площадке. До него донесся звук быстрых шагов. И тут он увидел Дао Ганя, который выскочил из-за угла.

С довольной улыбкой помощник произнес:

— Я как раз шел к вам, господин! Вам больше не придется искать Мо Мо-дэ. Я его поймал!

Он повел судью в следующий коридор. Мужчина крепкого телосложения в монашеском одеянии лежал на полу без сознания. Его руки и ноги были прочно связаны. Судья Ди пригнулся и приблизил фонарь к лицу лежавшего. Это был тот самый высокий мрачный человек, которого судья видел в кладовой вместе с другим монахом, когда справлялся о Мо Мо-дэ.

— Где ты его обнаружил? — спросил он, выпрямляясь.

— Вскоре после того, как Ваша светлость поднялась в библиотеку к Учителю Суню, я увидел, как этот тип крадется наверх. Я пошел за ним следом, но он чувствовал себя здесь как дома. Ушло немало времени, прежде чем мне удалось приблизиться к нему и набросить петлю из тонкой бечевы на шею. Я постарался затянуть ее покрепче, пока он не лишился чувств, а потом как следует его связал.

— Лучше бы ты его развязал! — грустно посоветовал судья Ди. — Нам он не нужен. Я был совершенно несправедлив к нему. Его настоящее имя — Лю, и вместе с сестрой они входили в шайку бродяг. Но иногда он действовал на свой страх и риск, выдавая себя за бродячего даосского монаха или за актера. Возможно, он — отпетый негодяй, но сюда пришел по вполне объяснимой причине — отомстить убийце своей сестры. Когда освободишь его, приходи ко мне на площадку; я пойду посижу там, мне надо отдохнуть. Я устал.

Он развернулся и побрел обратно к лестничной площадке, оставив Дао Ганя в полном недоумении. Там он присел на деревянную скамью и прислонился головой к стене.

Когда Дао Гань подошел к нему, судья жестом пригласил помощника присесть рядом. Там в полумраке он поведал Дао Ганю, как ему удалось обнаружить потайную комнату, и сообщил о своей беседе с Сунь Мином.

В заключение он сказал:

— Я не корю себя за то, что не сразу понял свою ошибку, когда принял круглую седовласую голову Суня за воинский серебристый шлем. У меня не было никаких оснований подозревать человека с такой репутацией в какой-либо причастности к гнусным преступлениям. Но у меня сразу должны были возникнуть некоторые подозрения после того, как Истинная Мудрость признал свою вину и тем самым подтвердил, что в этом монастыре с женщинами вытворяли какие-то странные вещи.

Дао Гань казался озадаченным. Через некоторое время он спросил:

— А почему у вас должны были возникнуть подозрения по поводу Учителя Суня, господин?

— Потому что я сразу должен был понять, Дао Гань, что человек с умом и жизненным опытом Суня не мог не заметить, что здесь творятся странные вещи. Мои подозрения должны были еще более усилиться после моей беседы с ним сразу после смерти Истинной Мудрости. Сунь утверждал, что он все время проводил в своей библиотеке и держался в стороне от всего, что происходило в монастыре. Мне следовало вспомнить, что Истинная Мудрость заверял меня при нашей первой встрече, что Сунь, напротив, всегда проявлял живой интерес ко всем монастырским делам. И я сразу должен был догадаться, что Сунь причастен к этим убийствам, что настоятель хотел выдать его как соучастника и что именно поэтому Сунь и столкнул его с лестничной площадки. И когда после этого мы пили чай с Цзун Ли в храмовом зале, у меня закралось слабое подозрение, что что-то тут не так, но я не мог докопаться до истины. Потребовалось увидеть разбитое блюдце, чтобы факты в моей голове встали на свои места.

Судья глубоко вздохнул и покачал головой. Потом зевнул и договорил:

— Даосизм глубоко проникает в тайны жизни и смерти, но его темные идеи могут вызвать к жизни и злую нечеловеческую гордыню, которая превращает человека в отпетого негодяя. А глубокие философские положения о гармонии мужского и женского начал могут быть на практике низведены до непристойных ритуалов с участием женщин. Вопрос в том, Дао Гань, стоит ли нам постигать тайну жизни и сделает ли это знание нас счастливее. В даосизме есть много возвышенных истин, он учит нас воздавать добром и за добро, и за зло. Но идея о воздаянии добром за зло принадлежит к лучшему времени, чем то, в котором мы живем, Дао Гань! Ныне это мечта о будущем, прекрасная мечта, но, увы, только мечта! Я предпочитаю придерживаться практических наставлений нашего мудреца Конфуция, который учит нас исполнять повседневные обязанности по отношению к согражданам и обществу и утверждает, что за добро следует платить добром, а за зло — по справедливости!

Он помолчал с минуту.

— Конечно, было бы нелепо полностью отрицать существование таинственных, сверхъестественных явлений, призраков и привидений. Однако в большинстве случаев для них в конечном счете находятся совершенно обычные, разумные, тривиальные объяснения. Когда я оказался в том самом переходе, куда ты только что доставил Мо, мне показалось, что кто-то шепотом произнес мое имя. И, вспомнив страшную историю о привидениях убиенных здесь людей, я решил, что это предзнаменование: мне предстоит скоро умереть. Однако когда несколько позже я вышел в кладовую, то застал там Мо и другого монаха, его сообщника, очевидно помогавшего Мо переодеться из костюма воина в старое монашеское платье. Теперь-то я понимаю, что именно эти двое говорили обо мне, а эхо странным образом донесло их разговор дс меня, когда я был рядом в коридоре.

— Совершенно верно! — раздался грубый голос. — Мой друг порекомендовал