– Я ухожу, – заявляет Адам. – Я ухожу, но когда я вернусь, чтобы и ноги ее здесь не было.

«Только не плачь», – приказываю я себе снова и снова.

Не плачь.

Это все тебе только кажется.

– Между мной и тобой, – резко и грубо говорит мне Адам, – все кончено. Это ясно? – огрызается он. – Я больше не желаю тебя видеть. Никогда и нигде. И уж, разумеется, не в моем собственном доме. – Он сверлит меня взглядом, а его грудь вздымается и опускается. – Поэтому убирайся отсюда ко всем чертям. Чтобы к моему возвращению тебя и след простыл.

Он резко поворачивается и чеканным шагом направляется к выходу, хватая на ходу свое пальто. Распахивает дверь и с грохотом захлопывает за собой.

Я стою посреди комнаты и смотрю в никуда.

Внезапно мне становится очень холодно, я буквально замерзаю. Кажется, что у меня так же неожиданно затряслись руки. А может быть, эта дрожь идет изнутри. Я передвигаюсь чисто машинально и очень медленно, а мозг мой словно по-прежнему находится в тумане. До меня с трудом доходит, что кто-то что-то говорит мне, но сейчас это уже не так важно. Главное – забрать свое пальто, потому что очень уж тут стало холодно. Да, причем настолько, что мне обязательно надо что-то накинуть на себя. И еще, возможно, не мешало бы надеть перчатки. Я никак не могу унять эту дрожь.

Я надеваю пальто. Сую руки в карманы. Мне опять кажется, что кто-то обращается ко мне, но я никак не могу разобрать слова из-за этого жуткого тумана, который путает все мои чувства. Я сжимаю руки в кулаки и только теперь понимаю, что нащупала в одном из карманом какой-то пластмассовый предмет.

Пейджер. Я почти что забыла про него.

Я достаю его из кармана. Это крошечная вещичка: тонкий черный четырехугольник, с мигающей кнопочкой посередине. Я нажимаю на кнопку снова и снова, потому что это действие чуточку успокаивает меня. Я почему-то перестаю волноваться. Щелк, щелк. Мне нравится это повторяющееся действие. Щелк, щелк, щелк. Я не знаю, чем мне еще можно сейчас заняться.

Щелк.

Кто-то кладет сзади мне руки на плечи.

Я поворачиваюсь. За мной стоит Касл, в глазах его искренняя озабоченность.

– Тебе не надо уходить отсюда, – говорит он мне. – Мы что-нибудь придумаем. Все будет в порядке.

– Нет. – Мой язык как будто окаменел, и мне трудно говорить. А зубы словно раскрошились и вообще отсутствуют. – Мне нужно идти.

Я никак не могу перестать нажимать на кнопку пейджера.

Щелк.

Щелк, щелк.

– Иди сюда, присядь, – предлагает мне Касл. – Адам расстроен, но с ним тоже все будет в порядке. Я уверен, что он совсем не имел в виду то, что успел наговорить.

– А вот мне кажется, что как раз наоборот, – высказывает свое мнение Иан.

Касл бросает на него строгий взгляд.

– Ты не можешь бросить нас, – подхватывает Уинстон. – Мне показалось, что мы вместе собираемся надрать кое-кому задницу. Ты же обещала.

– Точно! – заводится Лили, стараясь, чтобы голос ее прозвучал достаточно жизнерадостно. – Но в ее глазах я замечаю и настороженность и страх и понимаю, что она беспокоится за меня. И боится.

Не меня саму.

А за меня.

У меня возникают какие-то странные ощущения.

Щелк, щелк, щелк.

Щелк, щелк.

– Если ты уйдешь, – продолжает она, пытаясь улыбнуться, – то нам придется всю оставшуюся жизнь существовать вот так, как сейчас. А мне не хочется постоянно жить в одном помещении вместе с мужчинами, от которых не всегда хорошо пахнет.

Щелк, щелк.

Щелк.

– Не уходи, – просит Джеймс. Он кажется мне сейчас таким грустным и очень серьезным. – Прости, мне очень жаль, что Адам был таким сердитым на тебя. Но я не хочу, чтобы ты погибала, – говорит он. – И никогда этого не желал. Клянусь тебе, никогда.

Джеймс. Милый кроха Джеймс. Его глаза просто разрывают мое сердце.

– Я не могу оставаться здесь. – Мой надломленный голос удивляет даже меня саму. – Он действительно имел в виду все то, что успел сказать мне…

– Если ты уйдешь, тут без тебя останется грустная и жалкая компания, – перебивает меня Брендан. – А еще я полностью согласен с Лили. Я тоже не хочу больше жить вот так, как мы.

– Но как…

В этот момент резко распахивается входная дверь.

– ДЖУЛЬЕТТА! Джульетта…

Я резко оборачиваюсь.

У двери стоит Уорнер. Лицо его раскраснелось, грудь взволнованно вздымается и опускается, и он смотрит на меня так, будто я самое настоящее привидение. Он быстрым шагом проходит через комнату и, прежде чем я успеваю что-то сказать ему, осторожно берет мое лицо в свои ладони, быстро оглядывая меня.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он. – Боже, ты в порядке? Что случилось? Все нормально?

Он вернулся.

Он здесь, и мне теперь хочется распасться на части. Но я этого не делаю.

И не буду делать.

– Спасибо, – с большим трудом выдавливаю я. – Спасибо, что пришел…

Он заключает меня в свои объятия, и ему наплевать, что на нас сейчас смотрят семь пар внимательных глаз. Он просто не выпускает меня, одной рукой обхватив меня за талию, а другую прижав к моему затылку. Я уткнулась лицом ему в грудь. О, как знакомо мне его тепло! Оно успокаивает меня каким-то непостижимым образом. Он водит рукой вверх и вниз по моей спине, наклоняет голову ко мне.

– Что стряслось, любовь моя? – шепчет он. – Что произошло? Прошу тебя, расскажи мне…

Я непонимающе моргаю.

– Ты хочешь, чтобы я забрал тебя назад с собой?

Я ничего не отвечаю ему.

Я уже и сама не знаю, чего хочу и что мне нужно сделать. Все просят меня остаться, но ведь этот дом не принадлежит им. Это дом Адама, а он меня ненавидит, и теперь мне это совершенно очевидно. Но при этом мне так не хочется бросать своих друзей. И еще мне очень не хочется оставлять здесь Кенджи.

– Может быть, ты хочешь, чтобы я сам ушел? – не отступает Уорнер.

– Нет, – быстро отвечаю я. – Нет.

Уорнер чуть-чуть отстраняется от меня.

– Тогда скажи, чего ты хочешь, – в отчаянии произносит он. – Скажи, что я должен делать, – добавляет он, – и я все сделаю.

– Да уж, пожалуй, это самая невероятная сценка, которую мне приходилось наблюдать за всю мою жизнь, – доносится голос Кенджи. – Никогда бы не поверил в такое, не увидь я все своими собственными глазами. Да за тысячу лет такое больше не повторится.

– Напоминает мыльную оперу, – понимающе кивает Иан. – Правда, актеры никудышные.