— Как Вы оказались в квартире? — обратился следователь к Каледину, возвращая ему пистолет и удостоверение.

— У меня с потерпевшей была назначена встреча.

— Сегодня?

— Нет ещё вчера. Я пришёл, но дверь мне никто не открыл. Я долго звонил, но безрезультатно. Сотовый телефон она тоже не брала, поэтому я заподозрил неладное.

— Это Вы взломали входную дверь.

— Вы же знаете, что я! Соседка как увидела, что я выбил замок, так сразу в милицию и стала названивать. Надеюсь, меня в убийстве Вы не подозреваете?

— Если бы я Вас подозревал, то не вернул бы удостоверение и табельное оружие.

— Логично.

— Судя по трупному окоченению, убийство произошло вчера примерно между 17 и 20 часами, — подал голос судмедэксперт.

— Я уже говорил, что вчера в 20 часов находился возле этой квартиры, но внутрь не попал, — повторил подполковник.

— Вы хорошо знали Поливанову?

— Не очень. Я работал с ней пару лет назад по одному делу.

— Могла ли она пойти на самоубийство, скажем, на почве неудавшейся семейной жизни? Я слышал, она недавно развелась.

— Вы считаете происшедшее суицидом? — воскликнул Кантемир.

— А разве нет? — удивился следователь. — Следов борьбы и изнасилования нет, повреждений на теле, кроме колото-резаной раны в области шеи, тоже нет. Это или самоубийство или несчастный случай.

— Цветы! — после короткой паузы произнёс Кантемир и указал на стоявшую, на туалетном столике вазу. — Она никогда не покупала цветы сама. У неё было достаточно поклонников, чтобы в вазе всегда стояли живые цветы.

— Ну, и что из этого следует? Возможно, накануне гибели у неё был очередной поклонник…

— … который и убил её таким необычным способом. — закончил мысль Кантемир.

— Это вам цветы подсказали? — не скрывая иронии, уточнил молодой следователь.

— Вот именно! — подтвердил подполковник. — Прошу Вас посмотреть на букет внимательней.

Молодой работник прокуратуры внял совету старшего товарища и внимательно осмотрел букет.

В хрустальной вазе, тронутые увяданием, стояли шесть кроваво-красных роз.

10 часов 10 мин. 7 октября 20** года.

г. Москва, Комсомольская площадь

Офис располагалась недалеко от площади трёх вокзалов, зажатый между обувным магазином и парикмахерской. Хоть и это центр Златоглавой, но район не престижный, явно отдавал криминальным душком. По площади между вокзалами торопливо шмыгали приезжие с баулами, ловили клиентов жуликоватые таксисты, обретались приезжие цыгане и постоянно обосновавшиеся бродяги. — И как деда угораздило попасть в эту клоаку? — в который раз задавался вопросом Дмитрий Киквидзе.

Дед Иосиф у Дмитрия был родственником героя Гражданской войны Василия Киквидзе, и, видимо за близость к герою, ещё в тридцатые годы прошлого века умудрился попасть в государственный аппарат на мелкую должность. Шло время, Иосиф окончил финансовую академию, куда был направлен партией по спецнабору, и с тех пор медленно, но уверенно шагал вверх по карьерной лестнице.

Со временем Иосиф заматерел, приобрёл опыт и связи, и свою трудовую деятельность закончил в Госплане на должности начальника Управления. Даже находясь на персональной пенсии, старый партиец продолжал вести активный образ жизни, постоянно куда-то выезжая, с кем-то встречаясь и что-то планируя. Родственники относились к этому благосклонно, считая, что так дед Иосиф легче переносит отрыв от любимой работы.

Год назад дед умер в своём скромном загородном доме — бывшей партийной даче, приватизированной им в сумбурный период так называемой перестройки. На следующий день после смерти на дачу явились трое товарищей в гражданских костюмах, под которыми легко угадывалась военная выправка. Товарищи махнули перед носом родственников удостоверениями сотрудников ФСБ и изъяли из дома все документы покойного. Через месяц бумаги, среди которых были и мемуары покойного, вернули родственникам. На этом интерес спецслужб к их семье был исчерпан. Несколько московских издательств проявили интерес к мемуарам кремлёвского чиновника, но, ознакомившись с рукописью, извинились, и печатать не стали. Дед Иосиф не обладал литературным талантом, и воспоминания его напоминали скучную стенограмму заседания, не содержащую в себе никакой исторической «изюминки».

С тех пор миновал ровно год.

На следующий день после того, как родственники отметили печальную дату ухода Иосифа Киквидзе в лучший мир, в кабинете Дмитрия раздался телефонный звонок. Звонивший представился адвокатом Гольбрахтом, и сообщил, что Дмитрий Киквидзе является законным наследником имущества, оставленного ему покойным господином Иосифом Киквидзе, и в связи с этим просил приехать в офис для оформления наследства. Дмитрий пообещал приехать на следующий день, записал на календаре адрес и положил трубку.

Сказать, что он был удивлён, значит ничего не сказать. Официальное завещание было оглашено год назад, сразу после смерти деда. И вот теперь, ровно через год, оказывается, что есть ещё что-то, что умудрённый жизнью и партийными интригами дед оставил своему внуку. Заинтригованный Дмитрий с утра приехал по указанному адресу и теперь сидел в переделанной под офис квартире на первом этаже дома, в подъезде которого противно пахло кошками.

Кошек Дмитрий не любил. Ему претила их рабская покорность и готовность тереться о ноги любого негодяя, бросившего им кусочек колбасы.

Адвокат Гольбрахт был маленького роста, с характерной кучерявостью поредевшей шевелюры и неподражаемым еврейским акцентом. Болтая под столом короткими ножками, обутыми в дорогие, но давно нечищеные туфли, Зиновий Гольбрахт коротко и по-деловому изложил суть дела. Ровно за месяц до своей кончины господин Киквидзе обратился к нему с необычной просьбой.

— Вы были друзьями? — бесцеремонно перебил Дмитрий адвоката.

— Молодой человек! Я что, похож на человека, у которого могут быть такие высокопоставленные друзья? — с горькой иронией вопросом на вопрос ответил адвокат. — Поверьте, юноша, если бы Зиновий Гольбрахт числился в друзьях вашего покойного родственника, то мы бы с Вами сейчас сидели не здесь, а на тридцатом этаже башни из хрусталя и бетона!

— Вы имеете в виду офисный центр Москва-Сити? — уточнил Дмитрий, которому этот странный маленький человек с каждой минутой становился всё интересней.

— Что я имею в виду, к сожалению, никого не волнует! — вздохнул адвокат. — Однако сегодня мы имеем то, что имеем — Зиновий Гольбрахт сидит в скромном кабинете возле трёх вокзалов, но им никто не помыкает, не крутит пальцем у виска, и он свободен! — вдохновенно произнёс адвокат, говоря о себе по привычке в третьем лице.

Дальше последовал короткий спич о горьком еврейском счастье, в котором Гольбрахт умудрился в двух словах поведать историю своего знакомства с покойным Иосифом Киквидзе. Оказалось, что после того, как КПСС приказала долго жить, один из бывших подчинённых Киквидзе в перестроечном угаре потерял нравственные ориентиры и подал в суд на партийную организацию Управления Госплана, которую возглавлял Иосиф Киквидзе. Истец настаивал на возврате уплаченных им за время членства в КПСС партийных взносов, причём с учётом инфляции.