Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я в любом случае собиралась разобраться с ними быстро. — Саша жёстко усмехнулась. — Мне не доставляет удовольствия драться с этой швалью, так что затягивать не стану.
— Как знаешь.
— Не обижайся, — извиняющимся тоном произнесла молодая женщина, ласково проводя рукой по пышным волосам друга. — Просто я не хочу, чтобы ты видел, как Грата чистит унитаз.
— Я взрослый мальчик и много чего повидал.
Саша чуть повысила голос:
— Мы договаривались, что ты не пойдёшь со мной.
— Я помню.
— И обещаешь?
— Разумеется, — сдался парень.
— Спасибо.
Петя остановил «Камаро» в тёмном переулке, на последних ярдах въехал правым передним в глубокую рытвину, чертыхнулся, выключил двигатель, погасил свет, повернулся к сидящей рядом женщине и выставил руку ладонью вверх:
— Давай.
— Отдаю тебе себя, — улыбнулась Саша, вкладывая в руку любовника розовый брелок. — Не потеряй.
— Как можно!
Они обменялись быстрым поцелуем, после чего Петя выбрался из машины, поднял воротник кожаной куртки, пытаясь хоть как-то защититься от холодного дождя и ещё более холодного ветра, и быстрым шагом направился к виднеющимся вдали гаражам…
— Дай пыхну.
Мамед передал Малику раскуренный косяк, тот глубоко затянулся, задержал дыхание, а выпустив дым, одобрил:
— Хорошо.
— Лучше настоящей травы ничего не придумали, — знающе улыбнулся Мамед. — Вся эта соль дурацкая, смеси тупые — всё дрянь!
— Тупые смеси — тупым русским, — хохотнул Мансур, вытаскивая из фургона несколько бутылок пива — те, что «не доехали» до палаток. «Общественный» фургон обычно бросали рядом с мастерской, однако зарядил дождь, и Мансур, чтобы не промокнуть, решил заехать внутрь. — Пусть скуриваются, ублюдки, и так их расплодилось, сволочей, столько, что по улице пройти нельзя: обязательно на какую-нибудь тварь наткнешься.
— Скурятся, — уверенно пообещал Масул, жадно принюхиваясь к вьющемуся по мастерской дыму. — Сколько товара осталось?
— Дня на три хватит.
— В следующий раз траву брать не будем…
— Не будем? — удивился Мамед.
— Только для себя, — уточнил Масул. — А русские пусть смеси китайские жарят, им всё равно, с чего подыхать, уродам.
— Так правильно, — поддержал главаря Малик.
Четверо дружков-земляков занимались в Санкт-Петербурге образованием: поставляли в окрестные школы наркотики. Территорию им Кривой Баяндурхан выделил небольшую, за границы лезть строго запретил, но на жизнь хватало. Помимо впаривания малолеткам дури Масул и приятели держали две палатки с круглосуточным бухлом, грязную тошниловку в подвале жилого дома и автомастерскую-шиномонтаж в гаражах, где любили «зависать» вдали от сварливых жён.
— Если траву не возьмём, школота к Ашгыну пойдёт.
— А мы ему скажем.
— Так он тебя и послушал, — покачал головой Малик, прислоняясь к стене. — Ашгын за копейку кого хочешь зарежет.
— А мы через Баяндурхана скажем, — пожал плечами Масул. — Да и все знают, что смеси выгоднее травы…
— Поздно думать о выгоде.
Голос прозвучал негромко и чуточку неестественно, как будто речь давалась неизвестному с трудом. Голос шёл от резко распахнувшейся двери, бандиты дружно обернулись на него и почти хором издали удивлённые восклицания:
— Что?
— Кто?
Мамед молча потянулся за ножом.
— Мля… — выдохнул Малик. — Мля.
Женщина? Если и так, то мужеподобная: не очень высокая, футов пять, зато плотная и мускулистая, с длинными руками и мощными ногами. И при этом — РОЗОВАЯ женщина!
Сначала бандиты решили, что им показалось, но гостья сделала маленький шаг вперёд, очутилась под свисающей с потолка лампочкой, и необычный цвет стал очевидным: кожа, волосы, зубы — всё, абсолютно всё было розовым! Выделялись только глаза и чёрная кожаная одежда: лиф, едва прикрывающий выдающуюся грудь, и короткая юбка. Но больше необычного цвета бандитов поразил странный костяной нарост на голове розовой, который они поначалу приняли за украшенный рогами шлем. А ещё через пару секунд, когда первая оторопь стала проходить, они поразились остроте и твёрдости не сразу замеченных когтей.
— Хорошая машинка… — Грата сделала маленький шаг вдоль фургона и провела указательным пальцем, точнее, указательным когтем, по металлическому борту. — Знакомая…
Послышался неприятный скрежет, и на обшивке образовалась рваная рана.
— Ты что творишь, сука? — резанул Мамед.
Он стоял дальше всех и поначалу решил, что Грата режет фургон каким-то инструментом.
— Ты зачем явилась?! — крикнул Мансур.
— Может, ей радости надо? — гыгыкнул Малик, который разглядывал исключительно фигуру незнакомки. От шеи — вниз, и только. — Так мы можем её оприходовать, если что.
В задней комнате мастерской прятался топчан с грязноватым матрасом. На нём «отрабатывали» долги «раскуренные» малолетки, периодически старались окрестные проститутки, а иногда на топчане оказывались и случайные жертвы: Масул не одобрял, но Малику нравилось затаскивать в фургон и привозить в гараж пойманных на улице женщин.
— За любовью явилась?
— За удовольствием, — тихо ответила Грата.
— Это мы тебе обеспечим.
— Я знаю.
Воспользовавшись тем, что Малик отвлёк неожиданную гостью разговором, Мамед достал нож и зашёл сзади. И получил первым.
— Держи её! — крикнул Мансур, пытаясь отвлечь внимание розовой на себя.
Масул сделал обманный выпад, но Грата не повелась. Плавно шагнула назад, резко сократив расстояние до Мамеда, плавно продолжая движение, нанесла ему удар в челюсть — классический и весьма мощный апперкот — и с той же плавностью вернулась на место. Смотреть на последствия удара Грата не стала — знала, что сознание из Мамеда выветрилось, — провела серию прямых в Малика, отбросив его к стене. Пропустила удар кастетом в висок, но лишь разозлилась: чтобы завалить перса, одного невнятного выпада недостаточно. В следующий миг окровавленный Масул оказался на грязном полу, его кастет — в дальнем углу, а быстрая Грата уже останавливала попытавшегося сбежать Мансура. Сильный толчок в спину отправил хитреца в стену, и от удара его спасла хорошая реакция: неудавшийся беглец успел выставить руки.
— Не спеши, — прошипела оказавшаяся у него за спиной Грата. — Я ведь и в самом деле явилась за любовью.
— Зачем?
— Расплатиться за любовь, — уточнила женщина.
Розовое лицо оказалось совсем рядом с перекошенным.
— Кто ты? — прохрипел Мансур.