– Сегодня речь о немилых барышнях. Ваша первая жена вот-вот явится. В страну въехать ей помогли, отчетец о том имеется. Смотреть станете? Те ж морды, те ж расценки. Вот разница: с ней старший ваш, Николо. Выявил моего человека в вагоне, заговорил с ним и тихо-складно передал, что желает видеть вас. Для тринадцати лет он очень умен.

Князь подошел к окну и некоторое время глядел в темный парк. Почки уже раскрывались листьями, но кроны пока полупрозрачны. Цветов на клумбах мало и они низкорослые. Трава смотрится вольно – еще не кошенная.

– Весна… Скоро зацветет поздняя иньесская сирень на озере, и будет ровно два года, как вернулся Куки, – вздохнул Микаэле. – Я боюсь выглядывать в окно, сезоны так и мелькают. Год назад в начале лета он представил мне девушку и маленького художника. Мне казалось, станем часто обедать вместе… не сложилось. Да, обсудите с поверенным в Иньесе, как наладить охрану Василия. Боюсь, выкрадут или художника, или его картины, – Микаэле виновато покосился на эскиз. – От моего взгляда полотна феноменально дорожают. И передайте девушке Куки, я был бы рад показать эскиз ей. Василий – ее протеже.

– Вообще-то такое дело… они давно расстались. Девица выказала глупый норов, – буркнул Курт и сразу добавил: – Я не следил. Просто знаю, ваш брат был огорчен. И теперь не оправился.

– Странно. Они хорошо смотрелись вместе. Поговорите с девушкой. Мне не важны причины, но хотелось бы понять её настроение. И еще: нет ли внешнего влияния. Кирилл, вот что я признаю, так это ваше воистину собачье чутье на угрозы.

– Понял. Разнюхаю.

Дверь без шума открылась, впуская Луи.

– Ваш отдых разрушен вашим же усердием, – князь указал место у стола. – Любские. Вы тонко отследили сделки. Заметили что-то еще?

– Сестру перевезу, поселю удобно, – скороговоркой сообщил Курт, хлопая секретаря по плечу и чуть не сбрасывая со стула. – Трудись, немочь. Хошь топи, хошь спасай этих гордецов, а только пса отожми. Понял ли?

– Это моя спальня и мой секретарь. Курт, идите уже, – Микаэле, как всегда, назвал это имя при посторонних. Величаво повел рукой, провожая любимчика недобрым взглядом. – Луи, разыщите Любских где угодно.

– Стоило явиться блаженному, и я стал Курт. А выйдет он, и опять начнется фарфор. Полный… инань, – прошипел Курт и удалился.

Секретарь некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

– Нелепая идея, но я на всякий случай, – Луи смутился и зашептал, не прекращая привычно, на ощупь, менять телефонную коммутацию: – Мне показалось, двигают ваших соседей. Не по имениям соседей, по делам. Любские в этой части мира на равных с вами в угольном деле. Зайер – в зерновом. Лос-Иньяс поставляют сладкие вина, вовсе малое дело, странно, но вижу осложнения и для них.

– Прошлым летом я атаковал Липских и едва не разорил их, если верить газетчикам, – задумался Микаэле, пока секретарь шептал в трубку, найдя кого-то, способного разбудить Любских в такую рань. – Даже фамилии подобраны, чтобы вспоминался прежний скандал: Любские-Липские… Луи, зреет нечто большое. Опыта у вас нет, но свежий глаз может оказаться полезнее хватки. Кирилл… вы зовете его Куртом – введет в права делового дознавателя, даст людей, поможет. Перетряхните данные, потребные ресурсы учитывать не следует, тем более не надо экономить их. Ценны срочность и точность. Подборку по Липским, весь прошлогодний скандал, вам предоставят. Луи, – князь остро глянул на секретаря. – Не бойтесь показать на кого-то и тем создать ему осложнения. Все перепроверяется, вдобавок мне не нужны обличающие выводы, требуется лишь хорошо обработанное сырье для производства мыслей. У нас, Ин Тарри, древнейший фамильный закон: не ходить во власть, не жалеть о потерях, не мстить. Мы устраняем прямые угрозы своей жизни и свободе. Не более того.

– Но из-за истории с Липскими вы потеряли репутацию и огромные средства, – вздохнул Луи. Он то продолжал беседу с князем, то отворачивался и шептал в трубку, прикрывая ладонью мембрану. Менял коммутацию и, ожидая ответа, снова говорил, в пылу работы забыв о смущении: – Некоторые страны сочли бы, что тех денег им хватит лет на десять.

– Репутация? Пустое, меня обсуждают всякий день. А деньги сродни воде. Сухой год, дождливый… Желая наполнить кувшинчик впрок, вы правы. Но пытаясь держать при себе болота и реки, а равно тучи и туманы? Они живут движением. Только однодневки боятся перемен, только бедные копят, – Микаэле принял трубку, ведь секретарь смог-таки разбудить тех, кому полагалось бессонно и отчаянно искать помощь. – Доброе утро, почтеннейший Симеон Львович. О, ваш возраст отчасти объясняет то, что банкрот вы, а звоню я. Прямо к делу: назовите сумму либо примите неограниченную помощь на срок… скажем, в десять дней. Второе мне удобнее. Приезжайте завтракать, обсудим. О, будьте так добры, захватите с собой знаменитого черного пса. Мой Курт жаждет пообщаться с ним, а я мечтаю наблюдать эту занимательную беседу. Если не секрет, сколько он сулил за собаку? Видите ли, он учит жизни всех, даже меня, а сам не способен украсть носовой платок на службе. Боюсь, вы раззадорили его, и вне службы он… Да, наконец-то рассуждаете здраво, первые ваши слова были резкими. Но я думал о собаке и, предположим, не расслышал их. – Микаэле помолчал. Чуть кивнул. – Позже досконально выверим, кто атакует. О, если б это был я, дело не затянулось бы на три дня. Ах, компенсация… Пес и поиск следа и составляют весь мой интерес в деле.

Микаэле отдал трубку, глядя на неё неодобрительно. Попросил накрыть завтрак в большой столовой. В дверях уже стоял пятнистый от волнения управляющий имения. Вероятно, он только что узнал о своем назначении и проследил, как выдворяют Фрола Всемогущего – это его прозвище вчера упомянул Курт…

– Лавр. Семенович. Лавр. – потея и задыхаясь, кланялся новый управляющий. – Большая столовая, понял вас.

– Мой секретарь за полгода не был обеспечен личным портным, у него нет гардероба, соответствующего протоколу. Три дня на исправление. Учтите пожелания его семьи. Полное одеяние для утренних приемов, включая три рубашки на выбор, извольте доставить сей же час. Любские – неплохие люди, но до смешного манерные. Луи должен переодеться к завтраку.

Сказанное повергло управляющего в дрожь. Микаэле поморщился, уже не сомневаясь: дрессировка людей с некоторых пор стала забавой Фрола, и Луи был его игрушкой. Все знали, но молчали. Платят у князя превосходно, место почетное, а парнишка безродный, ему не привыкать гнуть спину и терпеть скверное обращение. Да и сор из избы… отвратительная пословица, которую многие возводят в ранг закона.

– Для разных работ нужны разные люди. Секретари – редкость куда большая, чем чистые бриллианты в десять карат, а ведь я собираю их не поштучно, а рабочим комплектом. Отчего же мне сложно найти управляющих, коих пруд пруди? – посетовал князь, обращаясь к Луи. – И этот будет воровать. Я не ропщу, такова его природа. Но и ему следует уяснить, где пролегает граница. – Микаэле прямо глянул на Лавра Семеновича. – Не терплю попыток влиять на мое мнение, присваивать моих людей и менять правила в моем доме. Запомните это и не испытывайте судьбу. Вы свободны, Лавр Семенович.