– Пить, – попросил бык.

Быки не разговаривают? Пожалуй, так. Но Юса умел слушать ветер и разобрал просьбу в хриплом выдохе.

До воды было ох как далеко! Юса подумал: трудно придется! И ссыпался вниз, охая и всхлипывая. Бросил в реку кожаный бурдюк, сидя на сосне. Длина верёвки позволила – да, у него был бурдюк, как выжить без столь важного? Как напоить телят и ягнят?

Пять раз ползал Юса к воде. Пять раз поднимал на самый верх тяжелый бурдюк. Когда край солнечного блюда показался над горизонтом, бык поднатужился… и встал!

– Благодарю, малыш. Меня гнали через пески, я был ранен и изнемог, – бык подвинулся ближе, нагнулся… Такой огромный! Юса мог бы пройти под брюхом, почти не пригибаясь.– Ты устал, малыш?

– Нет, – соврал Юса. – Тебе ведь лучше?

– Ты устал, а еще у тебя беда, я вижу… – бык вздохнул и задумался. – Помогу. Хотя помогать людям… хорошего не выходит из такой затеи. Но ты напоил меня. И ты ничего не просил в обмен на доброту. Это правильно, доброту нельзя разменивать. Закрой глаза. Коснись моего рога и назови мое имя – Элиа. А после скажи, чего желаешь.

– Элиа, я рад, что мы познакомились. Меня зовут Юса. – Пастух осторожно погладил гладкий и теплый рог. – Я бы хотел стать тебе другом… но не смею. Так что просто подскажи, где прячется злой баран?

Руку обожгло… Юса отдернул ладонь, распахнул глаза и охнул, не веря увиденному! Он стоял посреди знакомого пастбища, и злой баран кувыркался по траве – будто его кто-то поддел на рога и швырнул без жалости! Но золотого быка не было видно. Только вздох ветра улетал вдаль – «спасибо, друг»…

Так познакомились золотой бык и маленький пастух. С тех пор они часто встречались у водопоя. Бык лежал в донной яме, выставив над водой лишь морду. Юса сидел на камне и выбирал репьи из золотой челки…

Они были счастливы. Но однажды хозяин стада явился тайком пересчитать приплод – он никому не верил и думал, что Юса ворует, ведь сам-то он воровал. Хозяин подкрался и увидел все. Когда Юса увел стадо, он спустился к реке и ощупал, обшарил осоку и камыши. Нашел клок шерсти – колтун с бычьего хвоста.

– Золото! – сразу понял хозяин. И захохотал, и завыл: – золото, золото, золото!

Эхо покатило гулкие валуны жадности, но никто не услышал предложения… А хозяин нанял охотников, устроил хитрую ловушку.

Был вечер, когда случилось страшное. Юса прибежал на шум, он все видел – но ничего не мог изменить. Поздно. Вода текла красная, как кровь, а кровь быка впитывалась в песок – черная, как ночь. Хозяин рычал и хохотал. Охотники плясали и выли. Дикие, безумные люди – они выделывали шкуру и считали выгоду.

– Моя вина. Нельзя золотому быку сходиться с нами, с людьми, – сказал Юса мертвому быку. – Прости… друг. Я мал и слаб. Не смогу даже отомстить.

Юса сгрёб свои вещи – верёвку и бурдюк, войлок и соль – и зашагал прочь. Через пастбище, в скалы, по старой сосне – за реку. И дальше прямиком в мертвые пески. Душа пастуха пересохла от боли, ум ослеп, не осталось ни мыслей, ни слез, ни желания жить. Юса брел, падал и снова брел… силы иссякли, и он упал без памяти.

Солнце сжигало кожу, но не могло высушить боль. У Юсы только-то и был один друг. А теперь ничего не осталось, никого… лишь камень на душе: я виноват, я должен был понять, я знал, как хозяин смотрит на золото…

Ночь закрасила пустыню черным, а чуть погодя навела на пески тонкий лунный узор. И полумертвому Юсе причудился сон… или бред? Юса хотел пить, во сне он наклонился к воде – ледяной, сладкой! По черной с серебром глади плыло отражение быка. Юса узнал мощный загривок, полумесяц рогов, уверенную поступь… Облачный бык брел по небесному лугу на рассвет, и делался розовым, золотым, ярким!

– Ты позволил слепой боли загнать себя в ловушку, друг, – знакомо вздохнул ветерок. – Зачем? Твоей вины нет. Жадность проклинает людей. Хозяин, охотники… они не смогли поделить мою шкуру. Крови стало больше, едва ты ушел. Последний, кто выжил, схватил шкуру и увидел, как она делается обычной. Он сошел с ума.

– Зачем ты рассказал мне все это? – шепотом удивился Юса.

– Не гневайся. Не рви душу болью. Я – великий Элиа, за меня не надо мстить. Золото всегда отражает душу человека, как река отражает небо. Я рад нашей встрече! Я устал отражать жадность, смерть и ложь. Я сделался тяжёл и не мог взлететь. Но ты дорожил мною, ты плакал обо мне, ты не мог меня забыть, друг Юса.

– Ты не умер?

– Золото не ржавеет, не покрывается плесенью, не обращается в пыль от времени… Я всего лишь освободился. Теперь пора снова помочь тебе. Коснись воды и скажи, чего хочешь.

– Элиа, вернись и живи! – попросил Юса, трогая отражение быка в розовой утренней воде.

– Подумай о себе, малыш. А я… плохо ли быть облаком? Никто не сдерет эту шкуру. – Бык строго добавил: – Для жизни загадывай! Не спеши в облачные луга.

– Тогда… есть ли место, где найдутся кров и дело для меня? И чтобы ты навещал. Хоть изредка.

Юса зажмурился, зачерпнул синюю воду из озера сна… и очнулся. Сел, недоуменно озираясь. Кругом – выжженная земля в сетке глубоких трещин. Ни травинки, ни листочка! Юса встал, сделал шаг – и земля зазвенела, она прокалилась и стала тверже обожжённой глины. Юса огляделся: совсем незнакомое место! Но и здесь живут люди. Вон один из них, сидит под мертвым кустом, не способным дать тень. И человек вроде тени – до того высох. И его стадо – овцы, кони… больно глянуть на них. Лежат на боку, и больше им не подняться. Даже тем, кто еще жив.

– Вот, пейте, – Юса подошел, отдал бурдюк человеку, похожему на скелет. Тот вцепился в бурдюк и стал пить, стараясь не пролить ни единой капли. А Юса стоял и думал о своем. Вздохнул и сник: – Вам не нужен пастух, сам вижу. Жаль.

Человек промолчал. Он смотрел сквозь Юсу, и безумие плескалось в его взгляде. Пастушок осторожно, опасливо обернулся… От выжженного горизонта, желтого и пыльного, брел по небу облачный бык. Он был лиловый, грозовой. Заслонил солнце…

– Ты пришел, – тихо порадовался Юса. – Мой друг. Элиа! – он осмелел, закричал во весь голос, замахал руками: – Элиа, я здесь! Как ты хорошо придумал!

Тучевой бык нагнул голову, и весь мир притих, не смея дышать! Ослепительная рогатая молния впилась в сухую землю! Прогрохотал гром, фыркнул ветер и покатил влажный вздох шире, дальше! Опять ударил гром, раскатился дробно и звонко словно по обожжённой глине застучали копыта огромного быка.

– Ты вон какой пастух, – голос незнакомца, которому Юса отдал бурдюк, был хриплым и слабым. – За все золото мира не купить и одной дождинки, мы знаем это в своем отчаянии, как никто другой… С зимы нет дождя. С зимы… целую вечность. Твой бурдюк, о щедрый юноша, стоит своего веса в серебре. Только это бессмысленно, воды – нет… на много дней конного бега – нет! Мы собираем, жалкие капли пополам с глиной со дна последнего источника, который еще не иссох. И вдруг приходишь ты. Я верно расслышал, ты не просил золота и не желал присвоить все, на что укажешь?