– Мне кажется, что волноваться не стоит, – между тем продолжал Соломон Евсеевич. – Твоя мать разумная женщина. Она претерпела волны и бури моей неумной молодости, подождала, когда улягутся всяческие страсти, и смело приводит свой корабль, верней, корабль нашего непростого брака в тихую гавань. Я не ангел, Юлюшка. Но и твоя матушка не голубица. Согласись, она неплохо, совершенно свободно жила эти годы. Не отказывая себе в утехах самого разного рода. Многие женщины, на словах осуждая подобные браки, я думаю, тайно бы мечтали скинуть с себя рутину обрыдлых отношений и жить вольно! Но годы идут, старость не за горами. Поэтому надо пристать к берегу и посвятить себя семейной любви, вам, внукам, наконец! Твоя мать, Юлия, по-моему, желает примерить на себя роль идеальной бабушки, коль уж не вышло из нее заботливой матери!

Юлия продолжала недоумевать, ее изящные брови изогнулись домиком и застыли в таком выражении.

– А сама-то Раиса Федоровна уже знает о счастливых переменах в ее жизни? – невинно осведомился Савва Нилович.

– Она прислала мне телеграмму, я жду ее день ото дня, – уклонился от прямого ответа Иноземцев.

– Что же будет с Фаиной? – Юлия расстроилась из-за подруги, чья участь выглядела теперь совсем жалкой.

– Согласись, Юлия, несколько странно, что ты в этой истории страдаешь не о своей матери, а о судьбе наложницы, – продолжал безжалостно свою линию Крупенин.

– В свое время только она оказалась рядом с ребенком, который был совершенно никому не нужен и предоставлен сам себе, – грустно произнесла Юлия.

– Юлия права, – поспешил вставить слово Иноземцев, стараясь, чтобы беседа не выплеснулась из безопасных берегов. – Фаина Эмильевна оказалась на редкость душевным и преданным человеком. И посему она щедро вознаграждена! Но что же поделать, я живой человек, я не могу оставить ее при себе навечно! Все проходит, и страсть тоже. Жизнь понуждает к переменам.

– Ты не должен был давать ей надежд. – Юлия совсем расстроилась. – Или, по крайней мере, надо было отпустить ее раньше, когда она была все же моложе.

– Ну вот, на вас не угодишь. Хотел сделаться положительным семьянином, вновь одеть на себя вериги брака, ан нет, не то. Вышел обманщик и злодей, сердцеед, загубивший молодость невинной девицы! – принялся сокрушаться Соломон Евсеевич, с аппетитом заедая свой позор куском сочной кулебяки. – Как бы вы оба ни относились к этой истории, я считаю, что поступил правильно и гуманно. Я купил Фаине прекрасную квартиру, положил на ее имя деньги в банк, а то, что я не стал ее мужем, так это для Фаины даже к лучшему. Сейчас она расстроена, а потом поймет и будет совершенно счастлива, я в этом уверен. Я знаю женщин, они всегда видят трагедию там, где ее нет и в помине! Вот погодите. Она скоро утешится и выйдет замуж, да, да, я в этом уверен!

Но слова Иноземцева не произвели на Юлию никакого впечатления. Обед был испорчен, она поковыряла роскошный воздушный десерт и оставила на тарелке. Аппетит пропал, настроение стало скверное.

Как бы она хотела восторгаться своим отцом, уважать его, благоговеть и трепетать. Но почему человек, которому Господь, не скупясь, даровал разные таланты, так щедро награжден и пороками?

– Ну да ладно страдать о госпоже Перфильевой. – Крупенин сдвинул брови. – В конце концов, она взрослый человек и знала, как завершаются подобные истории. К тому же у нее есть брат, который о ней позаботится. Ведь у Эмиля Эмильевича так ловко выходит заботиться обо всем, что ему поручат!

– Хватит, Фаина, оставь уже теперь слезы! В конце концов, у тебя есть Эмиль, твой брат! Он не оставит тебя. Он позаботится о тебе! – Юлия уже битый час находилась в квартире Фаины Эмильевны и выслушивала ее стенания. Она примчалась к подруге прямо из «Донона».

Фаина, узрев Юлию, бросилась ей на грудь и разрыдалась. До этого она не смела жаловаться, не знала, какие найти слова, чтобы передать свое горе. На что жаловаться? Любовник оставил? Кому жаловаться? Его дочери? Ну да, ты ведь, матушка, намедни хотела еще и его жене посетовать о своей незавидной судьбе!

Сама, сама виновата! Надо было предполагать, что этим все и закончится. И с чего ты возомнила себе, что тебе карта удачи выпадет и Соломон возьмет в жены тебя, натурщицу? Чем он отличается от иных сластолюбцев, ловцов прекрасных тел? Только тем, что талантлив и прекрасен? А в остальном, такой же подлец, как все представители мужского пола!

Фаина выла на груди Юлии, заливая ее слезами отчаяния. Ее бессмысленные крики совсем измотали обеих. Юлии удалось, наконец, положить Фаину на диван и заставить выпить стакан воды. Захлебнувшись водой и слезами, Фаина на некоторое время стихла. Юлия сидела рядом и гладила несчастную по голове, пытаясь утешить, она и вспомнила о братце. И тут Фаина подскочила как ужаленная.

– Эмилька! Ты говоришь о моем брате! Бог ты мой, Юлия, ты живешь как слепая! Ты не ведаешь, что творится в доме твоего отца! Да ведь это он, мой гадкий брат, и занимается сводничеством, препровождает к нему красавиц, обставляет свидания со всем шиком и блеском…

Фаина примолкла, видя, как вытянулось лицо подруги. В иной ситуации она бы никогда не позволила себе выболтать грязную тайну, которая невольно сорвалась с ее губ. Но теперь уж все равно, всему пропадать!

– Бог мой! Не может быть, – отшатнулась Юлия Соломоновна, – откуда тебе знать?

– А… А… – застонала опять Фаина. – Я видела! Я случайно видела… – И она залилась слезами.

– Впору и мне завыть, – промолвила Юлия. – Я знала, что вокруг Соломона полно грязи. Но не думала, что ее так отвратительно много. И Эмиль по уши туда залез!

– Вот что я думаю, – укротив слезы, сказала Фаина, – у него не было выбора. Мне кажется теперь, что Соломон для того и вернул его после истории с Кровожадниковым, чтобы сделать помощником в своих делишках. Самому несподручно, нужен верный человек, рот на замке, преданный, как собака. Вот тут Эмиль и пригодился.

А тому из чего выбирать? Как жить, когда ты выброшен за порог? Я ведь просила за него у твоего отца, вот и преуспела, на свою голову, нашел Соломон ему применение! Да и на что он еще-то годен, мелкий человек!

Юлия смотрела на Фаину с удивлением, не ожидая от нее таких сентенций.

– Ах да! Извини, я запамятовала. Он же у тебя правая рука, то есть перо! Вот и поди разбери, как человеческая натура поворачивается. Где хорош, а где совершенный подлец!

Юлия Соломоновна вышла из квартиры Фаины сама не своя. Голова кипела, она не могла поверить в то, что узнала. И даже отвратительные особенности бытия Соломона не так поразили ее, как гадкое пособничество Эмиля. И с чего это она решила, что в нем тоже есть искра Божия? В какой такой момент она начала смотреть на него иными глазами и видеть в нем нечто возвышенное и особенное? Такое тонкое, что не сразу всем видно, а только она в нем это и разглядела? Нет, она придумала того Эмиля, сочинила, как одного из своих персонажей. Наделила его невиданными душевными свойствами, коих у него никогда и не было. А что же тогда было?