И тут в голову вползла мысль, от которой у Крупенина аж пересохло в горле. Как сбросить идола с пьедестала? Как сделать его совершенно приземленным и скучным созданием? Как лишить ореола романтичности? Очень просто, сделать его настоящим любовником своей жены! Не пройдет и нескольких недель, как они наскучат друг другу, разочарование охватит, брезгливость, начнутся ссоры иного, не литературного характера. И тогда прощай, бред про мистический экстаз, единение творческих душ и прочее.

Савва Нилович шел пешком, не глядя под ноги, не замечая прохожих. Вот задачка, как теперь заставить Эмиля Эмильевича перейти опасную черту?

Как поступает муж, терзаемый ревностью и мрачными подозрениями? Он следит за женой неотступно, коварно расставляет сети, перехватывает корреспонденцию, появляется неожиданно там, где и когда его не ждали. Весь этот боевой арсенал Крупенин временно оставил. Пусть все идет своим чередом. Приходит Перфильев на ночь глядя, остается в комнате жены чуть ли не до рассвета, и ради бога. Раньше Крупенин подкрадывался как тигр, прикладывал ухо к двери, но, кроме бормотания относительно романа, не слышал ничего. Или зайдет ненароком, резко, внезапно, думая, что застанет нечто эдакое, преступное, ан нет ничего. Юлия пишет или читает вслух написанное, Эмиль приткнется где попало и слушает или правит текст. Но самое ужасное, что вскорости обнаружил Крупенин, Юлия не видит в Перфильеве никого, кроме своего литературного раба. Тон, с которым она говорит ему, выражение ее лица, все чувства, которые она проживает рядом с ним, совершенно далеки от какой-либо чувственности. И что с этим поделать?

Савва Нилович долго колебался и однажды рискнул.

Как-то раз он заехал в редакцию «Словес» и нарочно дождался там Перфильева. Тот вбежал, по обыкновению, в редакцию как угорелый и метнулся в кабинет к Иноземцеву. Пробыв там около получасу, вышел усталый, на полусогнутых ногах и хотел уж было провалиться в широкое кресло, красовавшееся в приемной, как вдруг над собой узрел высокую крепкую фигуру Крупенина. Перфильев вскочил и изогнулся в поклоне, выражающем величайшую радость от встречи.

– День добрый, сударь!

– И вам того же! Однако мы с вами не так давно виделись, вы ведь почти поутру от нас ушли, не так ли? – Крупенин сощурил глаза и слегка помахивал тростью.

Господи, что ему надобно, как бы не забил, точно собаку! Эмиль Эмильевич поежился.

– Да-с, справедливое замечание! Нынче Юлия Соломоновна почти глаз не сомкнула. К концу дело движется, много редактуры. Замечательный роман получается. Нечто поразительное! Читатели будут в восторге!

– Я не сомневаюсь! – сухо заметил Крупенин. – Не желаете немного проветриться от трудов праведных? Могу подвезти вас!

– Сударь, ежели опять, как в прошлый раз, когда вы оказали мне честь, посетив в моем жилище, и чуть не прибили меня, то увольте, своими ножками дойду-с! – промямлил Перфильев, чувствуя, что неспроста появился тут Крупенин.

– Вы не хотите, так мне до этого мало дела. Я с вами желаю поговорить! – Савва Нилович жестко прихватил бедного Эмиля Эмильевича под руку. – Так пройдемся?

– Мы же виделись, разве вы не могли сказать мне, что хотели, в собственном доме, – проблеял Перфильев, озираясь и ища спасения. – Стойте, я совершенно забыл! Мне необходимо сказать одну важную вещь Соломону Евсеевичу.

И Перфильев сделал мучительное движение, пытаясь вырваться из железной хватки Крупенина.

– Врете вы все, ничегошеньки вам не надо от Иноземцева. Вы просто боитесь! – Савва Нилович решительно тащил упиравшегося Перфильева за собой. – Но только зря боитесь. Я не собираюсь устраивать вам сцен и никак не нанесу вам ущерба. Мы просто побеседуем, идемте!

И Крупенин поволок Эмиля Эмильевича вниз по лестнице. Тот двигался на ватных ногах, и, как на грех, никого не было на лестнице. И что же это такое! То народ толпится, не протолкнуться, а тут как повымерли!

Уже сидя в коляске, Перфильев слегка поуспокоился, потому что Крупенин на этот раз действительно не выглядел ни злым, ни раздраженным, скорей озабоченным. Он слегка улыбался, его забавлял страх Эмиля Эмильевича. Но Перфильев уже мог догадываться, что это благодушие кота, который играет с мышью перед тем, как ею отобедать.

– Вы голодны, поедемте, позавтракаем в «Медведь».

– Отчего же не в «Донон»? Излюбленный ресторан писателей, – слабо сопротивлялся ходу событий Перфильев. – Юлия Соломоновна его предпочитает, как и иные литераторы.

Только бы сам не сожрал, как медведь! Вези куда хочешь! Промчались по Невскому и свернули на Большую Конюшенную. У входа в ресторан посетителей любезно встретило чучело бурого медведя, Перфильев вздрогнул.

В ресторане уже было полно желающих откушать второго завтрака, что с 12 до 3 пополудни. Однако столик нашелся, и официант в черном фраке и белых нитяных перчатках подлетел тотчас же. Крупенин был известный посетитель.

– Вы что желаете? – Крупенин наслаждался растерянностью своей жертвы. – Может, водочки выпьете? Или хересу?

Перфильев судорожно пытался понять, для чего эта прелюдия. В какую перемену блюд его подадут, на десерт?

– На ваше усмотрение, – глухо отвечал Перфильев, который совсем потерялся.

Подали котлеты даньон, соус кумберленд, отбивные и десерт.

С завтраком Крупенин расправился быстро, Перфильев поспешал, боясь, что разговор примет такой оборот, что кусок в горле застрянет. И он оказался прав.

– Я, сударь, долго пытался приноровиться к образу жизни моей супруги. Особенно в той части, которая относится к вашему существованию в нашей жизни. Согласитесь, это несколько необычная картина, ваше неотлучное пребывание около Юлии Соломоновны.

– Сударь, но ведь вы же знаете причины, – начал было известную песню Перфильев, но Савва резким движением руки с вилкой пресек его.

– Знаю, знаю! Я, собственно для того позвал вас, любезный Эмиль Эмильевич, чтобы попросить вас об одной услуге для Юлии Соломоновны. Она как человек, оторванный от жизненной реальности, парящий в придуманных мирах, по-моему, находится сейчас в неком опасном для своего сознания состоянии. Боюсь, как бы не случилось с ней душевной болезни. Она поглощена вами, да-да, именно вами, целиком и полностью! Она придумала ваш образ, ваш внутренний мир, как мир своих героев. Мне кажется, она последовательно наделяет вас чертами всех героев, которые рождаются в ее фантазиях.

– Возможно, – потупился Перфильев и весь превратился в слух.

– Вы с господином Иноземцевым определили меня в грубого неотесанного мужлана, эдакого поборника домостроя, лишенного тонкости чувств, не понимающего своей жены. Так вот, судари мои, я не таков, просто я до поры до времени не оглашал свое кредо миру. Я люблю Юлию до исступления. Я готов признать все странности ее бытия. И я готов возвыситься над всеми банальностями и условностями, определенными браку современным обществом.

– Помилуйте, я не пойму, куда вы клоните? – забеспокоился Перфильев. При этом лицо его перестало иметь угодливо-идиотское выражение, к которому все так привыкли. Он как-то разом переменился. Крупенин тотчас же отметил про себя эту перемену. Что ж, значит, он на правильном пути!