За разговором они не заметили, как подошел Грешник.

— Зачем звал, Резвый? — спросил он.

— Дело есть, Марк, — повернулся к нему Рене. — Скажи, ты помнишь, как мы с тобой обсуждали, что неплохо было бы скинуть Ансервилля и забрать у него кораблик?

Грешник искоса взглянул на Лесопилку и нехотя кивнул.

— Было дело.

— Ну и как? Ты предпринял что-нибудь?

— Послушай, Резвый, — не выдержал Грешник. Схватил своего капитана за плечо, силой оттащил в сторону. — Что-то не пойму я тебя! — злобно зашептал он ему в лицо. — Ты что, решил меня под монастырь подвести? Зачем при чужом человеке такие вещи обсуждать? Ты знаешь, что за это бывает?

— Не дури, Грешник! — Рене резким движением вырвался из его хватки. — Я потом все объясню! Лучше делай, что я говорю. А Лесопилка в доле, можешь не смущаться.

— Вот как? — с сомнением протянул тот. — Ну ладно, тогда поговорим.

За последующие десять минут Грешник представил полный отчет о происходящем на «Одиссее». По его словам, там все уже было готово к бунту, осталось только поднести спичку, и порох вспыхнет.

— Ну вот сегодня ночью и поднесем, — решил Рене. — Хьюго, ты как?

— Да по мне чем скорее, тем лучше.

— Что, хочется побыстрее получить новый корабль? — понимающе оскалился Грешник.

— Марк! — строго одернул его Рене, предпочитая задавить ссору в зародыше, чем потом расхлебывать последствия. — От нас в помощь Хьюго надо будет выделить полсотни ребят. Ты у нас занимался организацией бунта, давай займись и всем остальным. Покомандуй захватом с нашей стороны!

Грешник, так и не взявший в толк, почему «Одиссей» после абордажа должен достаться именно Лесопилке, угрюмо кивнул.

Они еще некоторое время обсуждали предстоящий абордаж, а потом Лесопилка откланялся и направился к левому борту, возле которого шла прицепленная к «Афине» абордажными крюками «Касатка». Крикнул своим, чтобы подтягивали, те с дружным «Раз-два, взяли!» налегли на тросы, и вскоре борта двух кораблей соединились. Лесопилка легко перепрыгнул к себе, матросы из команды Рене отсоединили крюки, и «Касатка» ушла в сторону.

* * *

В плечо Рене сразу после этого впились костлявые пальцы Грешника.

— Ну а теперь, капитан ты наш сопливый, ты мне расскажешь, какого черта тебе приспичило отдать «Одиссей» Лесопилке после того, как мы уже почти все сделали?

— Марк, — задумчиво посмотрел на него Рене, — помнишь, я обещал команде, что убью любого, кто назовет меня сопляком?

— Что-то не припоминаю такого, — ухмыльнулся Грешник.

— А, это я на «Отваге» обещал, — хлопнул себя по лбу Рене. — Черт, надо и здесь не забыть! А тебе, Марк, я лично это обещаю, понял?

— Понял, — кивнул Грешник, еще сильнее сжимая плечо Рене. — Только если ты сейчас не ответишь на мой вопрос, Резвый, я тебе шею сверну!

— Ладно, объясняю, — сжалился над ним Рене. — Я отдаю Лесопилке «Одиссей» по трем причинам. Первая — он пообещал не бросать нас до самой Коста-Синистры, даже если Белтроп будет наступать нам на пятки. А ты сам понимаешь, иметь во врагах Белтропа захочет не каждый.

— Это хорошо! — одобрил Грешник. — Признаться, я боялся, что они с Ансервиллем оба нас кинут, когда увидят мановар Белтропа.

— Они бы, может, и кинули, но Лесопилке очень хочется корабль Ансервилля, а сам он не справится. За нашу помощь он заплатит своей. А вот почему Ансервилль еще не удрал, я, честно говоря, не понимаю.

— А чего тут непонятного? — хмыкнул Грешник. — Подождет до ночи, тогда и свалит. Только мы-то ждать не будем! — Он потер руки в предвкушении. Абордаж они с Лесопилкой назначили на то время, когда начнет темнеть, чтобы Белтропу не было видно, что происходит. — А вторая причина?

— Вторая в том, что Лесопилка отдает нам свою «Касатку».

— Отдает? То есть? Бесплатно, что ли?

— Почему бесплатно? За нашу помощь при захвате «Одиссея»!

— Так за это же он нас поведет до Коста-Синистры!

— Ну да. И за это же отдаст свой корабль!

— Слушай, Резвый, — задумчиво посмотрел на него Грешник, — ну ты и фрукт. Ты два раза продал ему нашу помощь, а она ведь скорее всего ему даже и не понадобится. Ансервилль так надоел своей команде, что они и сами его уберут. А во время бунта брать корабль — это не работа, а удовольствие!

— Ну и что? Бунт-то тоже мы подготовили! Вернее, ты. Но есть еще и третья причина, по которой я отдал Лесопилке «Одиссей».

— Что, еще и третья?

— Ну да. Понимаешь, у меня появилась идея, как оторваться от Белтропа и по-тихому смотаться на Чактча, пока он будет сторожить нас здесь.

— И как же?

— Слушай сюда. Мы придем на Омори, разгрузимся, а потом объявим, что у нас на борту неожиданно появилась заразная лихорадка и мы становимся на карантин. — Рене осенила эта идея, когда он понял, что Белтроп все равно не оставит их в покое. — Часть ребят там действительно придется оставить, чтобы создать видимость того, что мы там. Лесопилке тоже пару тысяч накинем, пусть постоит рядом, посторожит «Афину». А сами на «Касатке» тихо уйдем на Чактча, это же отсюда недалеко. По-хорошему, сходить туда займет неделю или дней десять, не больше. Как тебе мой план?

— Толковый, — сдержанно одобрил Грешник.

— А потом, после возвращения, — вдруг нервно хихикнул Рене, — можно будет вернуть карту Белтропу. Типа, прости, друг, давай забудем старые обиды, у меня тут полкоманды от лихорадки сдохло, так что я все равно за этими сокровищами пойти не смогу!

Грешник издал сдавленный смешок.

— Ну и прохвост ты, Резвый! Только смотри, он ведь потом все равно узнает, что мы там побывали!

— Откуда он узнает? Мы там что, оставим свою подпись? Типа, здесь был Резвый со своей командой? Мы просто аккуратно вынесем все золото, если оно там есть, да и все. Ну, может, оставим пару безделушек Белтропу на бедность, если тебе его так жалко! Да мало ли кто, кроме нас, мог это золото забрать? Вон сколько пиратов в Карибском море! Индейцы, вон, тоже могли руку приложить.

— Ну что тебе сказать, Резвый. — Грешник задумался, явно просчитывая возможные варианты. — План серьезный и на первый взгляд вроде выполнимый. Давай я еще обсужу его кое с кем из ребят, а потом примем окончательное решение. Идет?

— Идет, — легко согласился Рене.

Он знал, что все согласятся. Когда дело касалось золота, дураки в его команде резко исчезали.

Чем ниже опускалось солнце к кромке воды, тем ощутимее становилось напряжение, возникшее на всех трех идущих друг за другом кораблях. Постепенно темнело, сумерки становились гуще. Рене был как на иголках, и когда идущий сзади «Одиссей» вдруг начал прибавлять ход и забирать вправо, он понял, что пора. Уже не важно, что там происходит, бунт или просто Ансервилль решил сбежать, настало время действовать.