Нельзя сказать, что я вообще ничего не делал. Много гулял по городу, читал и писал письма. Встретился с генерал-майором Фрезе и моим старым лекарем Дионисием Михайловичем. С первым мы отделались нейтральными и даже официальными фразами, а второго я со всей искренностью заверил, что вскоре его вынужденное пребывание в Барнауле закончится.

Кстати сказать, Михайловского я из казарм забрал. Просто приехал с казаками к штабу десятого батальона и потребовал от нового командира подразделения перевести лекаря под домашний арест. И назвал адрес, куда подозреваемого следовало доставить, – дом Гуляева на Иркутской. Так что вечера у нас были заняты научными диспутами, а днем мои конвойные бегали по Барнаулу по поручениям Дионисия Михайловича.

Миша являлся каждое утро и терпеливо ждал, пока я соизволю выбраться из кровати. А его временного шефа – штабс-капитана Астафьева я только раз и видел. Он квартировал в доме местного начальника полиции – вдовца с тремя детьми-подростками и, похоже, нашел свою родственную душу. Оба офицера любили пиво и долгие, размеренные разговоры о благе России…

Одно из пришедших с большой почтой посланий оказалось от профессора Зинина из Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Он сообщал, что сначала не хотел браться за неизвестно что и лишь заинтересованность Василия Фомича Петрушевского убедила его в том, что попробовать все же стоит.

Оба описанных мной вещества они получили достаточно легко. Обоих химиков несказанно удивили два обстоятельства – то, что тринитротолуол оказалось достаточно трудно заставить взорваться, и то, как много азотной кислоты уходит на реакцию получения гексагена. Потом подполковник предложил смешать оба вещества. Опытным путем, подрывая четвертьфунтовые брикеты смесей, выяснили оптимальное соотношение двух видов взрывчатых веществ. Николай Николаевич не без гордости извещал меня, что образованную в итоге смесь не смогли вымерять обычным свинцовым стаканом. Тот разрывался, показывая чудовищные уровни давления.

В общем, подполковник с профессором испрашивали моего дозволения продолжить опыты по созданию наилучшего для императорской армии взрывчатого вещества. И еще они предложили назвать двухкомпонентную смесь зипетрилом. То есть Зинин – Петрушевский – Лерхе. Я похихикал и в ответном письме дал согласие. Пусть изучают, но к первым числам мая мне нужно хотя бы десять пудов готовой продукции с детонаторами на сотню подрывов. Объяснил это необходимостью скорейшего обустройства надежного пути для снабжения новой русской крепости в неспокойной Чуйской степи. Вот им, поросятам. Ишь, придумали – на меня высокими интересами России-матушки давить. В эти игры я тоже играть умею.

Порадовал еврей из Каинска. Прислал неожиданно дельное письмо с целым списком вопросов по организации и технологии производства консервов. Вечером обсудили его с учеными стариками. Ответ писал чуть ли не под диктовку…

Еще Куперштох сообщал, что его… скажем, родня настоятельно рекомендует привлечь к службе в Томской губернии генерал-майора в отставке Илью Петровича Чайковского. Дело в том, что у того после смерти супруги от холеры осталось на иждивении шесть человек детей и назначенный пенсион мало покрывает нужды отставного генерала. Господин Чайковский делает долги, и его кредиторы теряют надежду получить свои… гм… инвестиции обратно. Между тем Илья Петрович – опытный администратор, хорошо знакомый с железоделанием и строительством механизмов.

Не ожидал такого подарка от Лейбо Яковлевича. Опытный организатор – это первейшее дело, и именно такого человека мне и не хватало. В ответном послании попросил Куперштоха связаться с родственниками, с тем чтобы они выяснили мнение самого Ильи Петровича о его участии в строительстве заводов в Сибири. И если такое желание у генерала отыщется, так я готов погасить наверняка не слишком еще великие задолженности заслуженного человека.

Чайковский. Ну кто же в двадцать первом веке не знал Чайковского?! Но знаменитый на весь мир композитор был, если я правильно помню, Петром Ильичом. Неужели евреи сватают мне в директоры завода отца автора вечного «Лебединого озера»?! Нужно будет не забыть поинтересоваться у Ильи Петровича, чем занимается его сын Петр…

Итак, все одно к одному. Деньги на начальный этап создания металлургического комплекса готов дать пока еще официально не существующий Сибирский промышленный банк. Одно из писем было от Асташева. Иван Дмитриевич подтверждал все договоренности и ждал лишь меня для оформления бумаг для подачи заявки в Министерство финансов империи.

Рабочие, как я надеялся, заканчивали сплав по Томи и вскоре, не позднее первых недель октября, должны высадиться в губернской столице. Нужные инструкции я уже отправил Фризелю, так что артель встретят, разместят и обеспечат работой до весны.

Человек, знающий, с чего нужно начинать и как все организовать, тоже найден. Остались сущие пустяки – уговорить генерала переехать в Сибирь и начать…

Фу-ух. Слава богу!

Четвертым из пришедших с почтой писем оказалось известие как раз от председателя губернского правления. Павел Иванович напоминал о необходимости закончить всеподданнейший отчет до начала ноября с тем, чтобы не опоздать к срокам его отправки в столицу. И приводил основные статистические показатели губернии. Намекал, таким образом, мол, а не написал бы ты, господин и. о. губернатора свои разделы, пока там баклуши бьешь…

Кстати сказать, статистика выходила неплохая. А при сравнении с 1863 годом – так и вовсе великолепная. Общая эффективность губернского управления увеличилась на шестьдесят три процента. Пока отчетность портили окружные городки, не считая Каинска: в сибирском Иерусалиме этот самый показатель вообще зашкаливал. Фризель пояснил, что у него выходило больше ста процентов, только этому никто в Министерстве не поверил бы. Коллегиально решили остановиться на цифре в восемьдесят один процент.

Я заметил, мой заместитель любит использовать длинные иностранные слова. Гера подсказывал, что с французским у Павлуши в училище было не ахти. Вот и приходится таким незамысловатым способом отмечать свою образованность.

Поступления акцизов и сборов изменились бы незначительно, если бы не вывезенный и сданный в Бийское казначейство ясак чуйских зайсанов. С этой данью скачок вышел существенный – аж двенадцать процентов.

Фризель просил не забыть указать в итоговой части отчета о создании новой на территории губернии ярмарки – летней на ручье Бураты, в Чуйской степи. Мелочь, а кому надо заметят и выводы сделают.

Население губернии выросло на двенадцать тысяч человек. Из них две тысячи каким-то одному Господу ведомым способом пришли на поселение из европейской части страны. Девять с лишним тысяч родились уже здесь. Ссыльные в расчет не брались. Из присланных почти пяти тысяч человек навсегда у нас должно было остаться лишь чуть больше ста семей. Остальные высланы на временное пребывание. По истечении назначенного судом срока они имели право выехать куда угодно.

Порадовал рост промышленного производства. Жаль, конечно, что большая его часть приходилась на выварку хлебного вина, но зато почти все стали применять или заказали к установке в течение следующего года паровые машины. Но чем они станут кормить своих огнедышащих монстров? Дровами? Самое время угольные копи начинать разрабатывать…