– Тот, которого я зарезал в комнате, тоже. Другой запах. Чем-то паленым воняет…

– Ах это. – Квалья показал светящуюся бутылку. – Точно такую же штуку я бросил в одного из этих бандитов. Бутылка разбилась, и человек буквально начал гореть и плавиться от жидкости. Это наверху. Как бы весь дом не сгорел.

– Все что может гореть на втором этаже, это вещи в наших комнатах, Тони, – мотнул головой Джонсон. – В коридоре гореть нечему. Там сгорело все еще в день уничтожения города. Остался голый бетон.

– Помогите Мише! – взмолилась Оливия.

– Антон, свети своей бутылкой! Повыше! – Сапрыкин бросился к Крашенинникову, который все еще не подавал признаков жизни и лежал в объятиях Собески. – Оля, его надо отпустить!

– Что?!

– На пол отпустить! Не то, что ты подумала! Давай помогу! Рон, я осмотрю раны, а ты ищи пульс! Ковбой! Эй! Шериф!

– Да?

– Смотри в оба!

– Смотреть в оба?! Безумный русский, у меня только один глаз!

– Ну, так используй его на всю катушку! Внимательней по сторонам смотри, чтоб нас тут не прихлопнули! – Сказав это, Сапрыкин начал внимательно осматривать раны Михаила. – Так. Пулевая рана в области ключицы. Прошла на вылет. Еще одна в плече. Пуля еще там. Рон, что с пульсом?

Джонсон проверил одно запястье, затем другое.

– Майор, у него нет пульса, – мрачно проговорил здоровяк.

– Нет!!! – закричала Собески.

– Черт возьми, Рон, из него кровь хлещет как из живого! Пульс должен быть! Если у него состояние шока, то прощупать пульс можно только на крупных артериях! Ищи в сонной или бедренной!

– Я понял, сейчас!

– Так, Оля… Оля!!! Смотри на меня! Ты меня слышишь?!

– Да… Да!

– Нужны чистые тряпки, чистый нож и алкоголь!

– Тряпки и нож в комнате, но алкоголь…

– У меня есть алкоголь, – тут же вклинился в разговор Джонсон. – Наверху, в комнате. А вообще, нам нужен доктор, срочно. У Майкла пульс. Слабый. Нитевидный. У него шок. Нам нужен доктор, Карл!

– У нас своих раненых полно, – отозвался шериф.

– Майкл один из нас! До тебя не дошло еще, что мы теперь все по одну сторону?!

Риггз мотнул головой, возбужденно сопя носом:

– Послушай, Рон. Я не то имел в виду. Там полно раненых. И там все еще идет бой! Говорите, что делать, и я помогу! Но мы должны обойтись без доктора!

Оливия бросилась в свою комнату за тряпками и ножом.

– Иди с ней и охраняй ее, – Сапрыкин хлопнул шерифа по плечу.

– Может посветить? – предложил Квалья, качнув бутылкой.

– Не стоит. Уроды стреляют на свет. Рон. Неси свой алкоголь. Только осторожней.

– Я знаю, конечно. – Джонсон тут же рванулся по ступенькам наверх.

Сапрыкин задумчиво уставился на бледно-зеленый свет бутылки, сжимая ладонями раны Крашенинникова, стараясь хоть как-то снизить интенсивность кровопотери. В его разум вдруг ржавым буром начала вгрызаться подлая и в то же время весьма рациональная мысль, что если сейчас Михаил Крашенинников умрет, то и проблема с водородной бомбой решится сама собой. Никто не узнает, где она. А плутониевый триггер бомбы будет продолжать истощаться год за годом, пока не превратится просто в радиоактивный кусок дерьма, не способный совершить чудо термоядерной реакции. Все было так… Рационально, холодно и даже как-то обоснованно. Однако Евгений слышал всхлипывания женщины, для которой сейчас в очередной раз рушился весь мир. А еще, майор хорошо понимал, что несмотря на весь его профессионализм, не допускающий эмоций, он остается человеком. И Сапрыкин сильно тряхнул головой, изгоняя из разума демона этой холодной и рациональной мысли.

– Антон, – тихо сказал Евгений. – А где та осветительная ракета, что я тебе дал тогда, у казарм?

– Она у Джонсона. Американцы опасались, что мы подадим вам сигнал, и она у него. А что?

– Рон! – крикнул Евгений. – Слышишь?

Наверху послышалась какая-то возня. Затем несколько выстрелов.

– Черт! Рон! – заорал майор, уже готовый оставить тело умирающего и броситься наверх. Однако его остановил голос Джонсона.

– Я в порядке! Сейчас!

– Возьми осветительную ракету!

– Хорошо!

– Проклятье, я уж думал, что наш Кинг-Конг, все… – выдохнул Квалья.

– Антон, у меня за спиной рюкзак. Открой его и достань оттуда пластиковую коробку зеленого цвета с красным крестом в белом круге.

– Сейчас…

* * *

Ливень продолжал избивать землю, и молнии то и дело плясали среди туч, из которых доносился дьявольский раскатистый хохот грома.

– Эй, Рик, я что-то не понял! Они дошли? – прокричал сквозь шум молодой боец.

Небольшая группа остановилась среди руин старого здания на склоне, всего в полусотне ярдов от того дома, до которого они сопровождали Джонсона и шерифа.

– Да, я видел, как они вошли внутрь!

– Ясно! А нам-то что делать?! Как долго они уже там?! Может, они спать себе легли, а мы тут мокнем под пулями?!

– Уолкер, не пори чепуху, идиот! Мы должны были закрепиться на этом рубеже и мы этом сделали!

– Тише, парни! – воскликнула единственная женщина в этом небольшом отряде. – Вы слышите?!

– …четвертое июля!!! – раскатисто донеслось от здания с медвежьим флагом над входом.

– Что? – нахмурился командир отряда Рик. – Четвертое июля?! Это же голос Джонсона, верно?!

– Точно, – кивнул другой боец. – Это Рон!

– Сейчас будет четвертое июля! – тут же повторил голос.

– Ясно! – заорал в ответ Рик и тут же обернулся и прокричал вниз по склону, надеясь, что остальные группы его услышат. – Внимание! Сейчас будет четвертое июля!

– Да что это значит, черт возьми?! – раздраженно бросил Уолкер.

– Ты что, не понял?! Рон подсветит нам сейчас цели! Пока не знаю как, но он это сделает!

Шипяще-режущий звук пронзил воздух и струи дождя. Затем высоко над головами раздался хлопок, и в ту же секунду все вокруг осветилось жидким мерцающим светом. Сразу стали видны силуэты людей с разрисованными рожами, сновавших от дерева к дереву, прячущихся у кустарника.

– Огонь! – закричал Рик, выбрав цель и нажав на спусковой крючок.

* * *

– Да. Вот этот шприц, – кивнул Сапрыкин, внимательно наблюдавший за тем, как Антонио роется в извлеченной из его рюкзака аптечке. – Оля, вон маленький темный флакон. Возьми его. Слегка смочи небольшой участок чистой тряпки и потри в тех местах, куда я сейчас указываю большими пальцами. Это йод. Антон. Ты сразу вколи половину шприца в одно йодистое пятно, рядом с раной, затем оставшуюся половину во второе.