из воды на песок медленно, ещё и хлюпали на мелководье. Их было и видно, и слышно. Аким не трогал эту полезную живность.

«Хороший здесь карась, пусть размножается».

Пятью такими рыбинами он мог дня три кормить своих свиней, почти не расходуя кукурузы. Не сказать, что свиньи и куры любили такую еду, но, когда голод побеждал, ели, жевали, хрустя панцирями рыб.

А после полуночи полезли и крабы. Дробовик, а тем более ружьё десятого калибра, бьёт так, что сразу разбудит казаков в лодке, да и мощные патроны на такую подлую мелочь, как краб, расходовать было жалко. Поэтому Аким взял «Т-10–20» Дениса. Хлопок у винтовки лёгкий, а крабу хватит за глаза. И за свой караул он убил девять-десять, а может, и одиннадцать гадов, что пытались взобраться на лодку. Только брызги разлетались кислотные, после которых, как он потом выяснил, на брезенте появились маленькие круглые дыры.

В три утра он поднял своих товарищей: пора ехать. Те встали и собрались, умылись, поели буквально за десять минут, а потом столкнули лодку с берега и пошли дальше по предрассветной темноте на запад, на Горки.

Глава 26

А после короткой остановки на обед и заправку двигателя, где- то после полудня, глубины стали расти. Вместо тины пошла ряска, а рогоза становилось меньше. Теперь Аким уже вспоминал эти большие участки открытой воды, затянутые только ряской.

Он взглянул на Калмыкова.

— Скоро омуты пойдут?

— К вечеру, — кивал тот.

Теперь, когда всё время маневрировать и пробираться через протоки было почти не нужно, Денис держал высокие обороты, и говорить стало заметно сложнее. Лодка теперь шла быстрее. А к их короткому разговору подключился и Ряжкин.

— Места глухие! — прокричал он.

— Глухие? — уточнил Саблин.

— Сколько едем — ни слова в эфире! Словно людей вообще тут нет!

— Тут всегда так! — кричал ему в ответ Калмыков. — Иной раз три дня едешь, ни одной лодки не встретишь. Поэтому я сам по берегу хожу, поближе к людям.

— Денис, а страшно тебе тут не бывает⁈ — кричит ему Василий.

— Страшно… Страшно — нет, — отвечает Калмыков. А потом, помолчав, добавляет: — Но тоскливо бывает, — и уточняет: — По ночам так оно особенно. Мошкара шуршит, рогоз ветром качает, а в нём кто-то чавкает… Крабы опять же… А вокруг никого, даже слово некому сказать… Тут да, тоска случается.

«Тоска случается…».

Аким глядит на этого невысокого и, можно сказать, щуплого казака в старом КХЗ, видит его блеклые, серые глаза, и в который раз удивляется ему.

«Отчаянный он человек!».

* * *

Первый раз за всё путешествие они увидели стаю бакланов, девять тварей плавали на открытой воде, ловили рыбу. Аким даже не поднял ружья. Бакланы их заметили и затявкали угрожающе, но за лодкой не погнались, были, наверное, сытые, а может, это был какой-то другой вид. Выглядели они немного иначе, чем те, что водились у Болотной.

А потом открытого пространства стало появляться всё больше, рогоз мельчал, он уже не застилал своими стенами все горизонты, даже светлее стало. И пошли омуты, места, где глубины были больше десяти метров. В этих ямах и обитала крупная рыба. Большие щуки в два центнера весом, ценные налимы… Именно из ям они выходили на мелководье, тут же могли таиться и короли болот — бегемоты. Но те омуты, что стали появляться, скорее всего, были ещё малы для бегемотов. А открытой воды становилось заметно больше, Денис, уже не стесняясь, прибавлял газа. Он вёл лодку уверенно, обходя поля ряски и пучки рогоза. Старался держаться на чистой воде. То здесь, то там из воды торчали камни, за верхушки которых тут же цеплялось какое-то зеленое, не похожее на всю болотную фауну, растение. В болоте всё бурое и серое; зелёные цвета, конечно, тоже встречаются, но они не насыщенные, как эти. Да и в песках зелёный был редкостью, только кактусы имели разные оттенки этого цвета. А тут вон какие яркие странные стебли примостились на макушке красного валуна.

Ещё до наступления вечера, когда Калмыков наконец согласился уступить Акиму место у руля, он сказал:

— Аким, я здешние места не знаю, я к Оби по берегу хожу, лучше нам ночлег поискать заранее.

Заранее. Конечно, хочется пройти засветло больше, но и искать в темноте крошечный кусочек суши — ещё то занятие. Тут нужно было найти золотую середину.

— Может, на карте что есть? Сейчас взгляну, — предложил Ряжкин и полез в планшет.

Денис присел рядом с ним, а Саблин продолжал управлять лодкой. Вообще-то он сильно сомневался в этой затее: если берега болота были картографированы хорошо, то кто мог составить карту центра болота, кому это нужно? Он решил снизить скорость и просто внимательнее оглядывать то пространство, что теперь открывалось перед ними. И, конечно, они нашли островок; солнце едва стало клониться к горизонту на востоке, а он заприметил яркое зелёное пятно в серо-буром пейзаже болота.

— Денис! Никак суша.

— Она! — кричал ему Калмыков.

И Саблин направил лодку к земле. В ушах после целого дня работы мотора ещё несколько минут стоит лёгкий звон. Казаки вылазят на берег, держа оружие наизготовку. Оглядываются: всё тут непривычное, зелёное. Заодно разминают тела и потягиваются. Саблин в молодости видал и зелень, и даже деревья. Он бывал на Камне. Пару раз с Савченко ходил. Но с тех пор прошло много лет. Теперь для него всё было в новинку, впрочем, как и для его спутников.

— Едкое какое, аж глаз режет, — жаловался Ряжкин.

— Это сейчас ещё выгорело всё, — замечает Аким, оглядываясь, — а вот в сезон дождей и вправду глаз режет.

Хотя так далеко от берега осы бывают редко, они всё равно замирали и прислушивались. Мало ли. Если услышат характерный гул — придётся надевать броню…

Да, тут было всё иное, болотная ива повыше будет, и акация тут другая. Растения совсем иные. Даже рогоз, что рос