– На суде против Образцова слова свои подтвердишь?

Парень покосился на вазу, что еще держал Кошкин, и нехотя кивнул:

– Куда мне теперь деваться…

Кошкин тяжело сглотнул. Поставил вазу, где взял – на комод у двери. Потрогал саднящее горло: верно синяками не отделается, шрам будет.

А потом совсем рядом услышал щелчок…

Кошкин молниеносно подумал, что зря не отобрал револьвер у предателя. Тотчас дернулся – да поздно. Выстрел – и жгучая боль пронзила его грудину, под ключицей.

– Что я дурак, по-твоему, на суд против Образцова идти? – Тот уже стоял на ногах и снова целился ему в грудь. Хладнокровно усмехнулся: – У меня и жены-то нет, не то что деток.

Снова щелкнул взводимый курок – да Кошкин успел подумать, что второго выстрела не понадобится. Перед глазами его все поплыло, и мир опрокинулся. Последнее что услышал Кошкин: звон хрусталя и тяжелый грохот тела на пол.

Второго выстрела так и не прозвучало.

Дурные предчувствия Алекса оправдались на сто процентов.

Они с Лизою были в городе к утру следующего дня. Не теряя времени, даже домой не заглядывая, тотчас поехали в околоток Кошкина: и уже по тому, сколько саней, колясок и возков брошено было возле крыльца, стало очевидно – что-то не так. Лиза послушно осталась в коридоре, а Алекс, коротко постучав, заглянул в кабинет Кошкина.

Здесь было с десяток человек, не меньше. Кто в полицейском мундире, кто в военном, кто в штатском. Кто угодно – но Кошкина не было. Они устроили настоящий кавардак, вывалили все из ящиков, из папок, с озадаченным видом перебирали листок за листком. Что-то искали. Давно искали и, видимо, не могли найти. А более всех внимание Алекса привлек господин лет пятидесяти. Подтянутый, с благородной сединою в волосах, одетый в штатское. Он держался в стороне, в обыске не участвовал, но Алекс сию же минуту определил, что именно он сим безобразием руководит.

– Вы к Кошкину? – преградил Алексу дорогу один из полицейских чинов. – Представьтесь!

Алекс спорить не стал. Глядя не на спросившего, а на того, кого полагал главным, отрекомендовался, назвав фамилию, название бывшего полка и прежнее звание.

Впрочем, не зная, с какой целью здесь эта компания, намерений выдавать не спешил.

– Могу я видеть господина Образцова? – спросил он.

Алекс знал, конечно, что кабинет Образцова не здесь, а в управлении на другой улице. И все же полицейский чин отчего-то разволновался, раскраснелся – и вопросительно оглянулся на пожилого господина в штатском.

Тот кивнул, и Алекса пустили внутрь. Пожилой господин оглядел его холодным изучающим взглядом и ответил сам.

– Господин Образцов мертв. Застрелился нынешней ночью.

Алекс тяжело сглотнул.

– А Кошкин? – спросил севшим голосом.

Господин молчал не меньше минуты – так Алексу казалось, по крайней мере.

– Ранен. Тяжело. Скорее всего, не выживет.

– Простите, мне нужно идти…

Алекс шагнул было назад. Немедля ехать к Кошкину! Куда его отвезли?

– Его оперируют, – ровным голосом продолжал господин. – В клинике доктора Алифанова, кажется. Вы ему ничем не поможете. Алекс, верно?

Холодность да отстраненность, с которой господин говорил о Кошкине, Алекса коробили неимоверно.

– Мы знакомы? – спросил он резковато, прожигая странного господина взглядом.

– Заочно: Кошкин вас просил разыскать. Пока был в сознании. – И, наконец, изволил хотя бы имя свое произнести: – Платон Алексеевич, граф Шувалов. Наслышан о вас, Алекс, еще по Петербургу. Ох и шуму вы наделали перед отъездом!

– Жаль, что я о вас не наслышан, – волком поглядел на него Алекс.

– Вот как? Удивлен!..

Господина его ответ как будто даже развеселил. Он задрал брови, и Алекс увидел, что глаза у него живые, синие, совсем молодые. А после Платон Алексеевич сделал жест, и в считанные минуты кабинет опустел. Он сам плотнее закрыл дверь и переспросил:

– Неужто Степан Егорыч не упоминал обо мне ни разу? И словом непечатным не крыл? Удивлен, право…

Алекс изо всех сил пытался припомнить, но Кошкин никакого графа Шувалова и впрямь не вспоминал.

– Я знаю лишь, что Кошкина выслали сюда из Петербурга за неподчинение…

– За невыполнение прямого приказа! – веско заметил господин. – Так точнее будет. Вы, Алекс, и сам служивый человек, и первое правило на службе наверняка знаете. Ежели хочешь, чтобы тебе подчинялись – научись подчиняться сам. Хорошее ли то, плохо ли – но уж как есть. Полагал я, что Кошкин хотя бы здесь подчиняться научится, да горбатого, видать, могила исправит… Господина Кошкина арестовали, давеча. Знаете, за что?

– За невыполнение прямого приказа? – кашлянув, спросил Алекс.

– Увы, – без улыбки отозвался граф.

– Так вы за Кошкиным приехали? Желаете его вернуть?

Платон Алексеевич не ответил. Заложив руки за спину, прошелся по крохотному кабинету Кошкина, встал у окна.

– Некоторое время назад, – заговорил он снова, – от проверенного человека мне поступил рапорт. О том, что в Екатеринбурге, мол, происходят убийства девушек: юных приезжих блондинок, чьи тела бросают на окраинах. Да спрашивали, не было ли похожих случаев в Петербурге за последние три года.

– Неужто были?..

Платон Алексеевич кивнул.

– Полное совпадение – и со способом убийств, и с жертвами. А после мне доложили, что запрос тот вместе с подробным рапортом поступил от старого знакомца, от Кошкина.

– Стало быть, вы все-таки за Кошкиным приехали? – насторожился Алекс.

– Если выживет, – резонно отозвался Платон Алексеевич. – Сыщик он толковый, хоть и не очень-то мне по душе норов его. Однако ж полиция наша с ног сбилась: искали душегуба в Питере, да без рапорта Кошкина, верно, и не подумали б никогда, что концы ведут в Екатеринбург. Как такими сыщиками разбрасываться? Преступление это…

Пожалуй, только после этих слов Алекс и расслабился немного, перевел дыхание. Пожилому господину, что назвался Платоном Алексеевичем, кажется, можно довериться.

– А что же Образцов? Я подтвердить могу, что он невесть как, но замешан в убийствах! Лично видел его у дома матери одной из жертв. Он в самом деле застрелился? Или помогли?..

Платон Алексеевич обернулся и бросил в него резкий, удивленный взгляд. Даже замешкался немного, прежде чем ответить:

– Зрите в корень, Алекс. Образцова убили. И выставили все, будто он сам висок себе прострелил. По счастью, и исполнитель по горячим следам задержан. Однако, во благо следствия, полиция покамест сделает вид, будто верит в самоубийство.