Образцов после ее слов откровенно ухмыльнулся и победно посмотрел на Кошкина.

– Не придет больше бабка, не бойся, – ответил Кошкин девушке. Он попытался заговорить с ней ласково, сел рядом на койку. – Ты скажи, выстрел не слышала ли? Или хлопок какой?

– Выстрел? Нет… – Губы у девушки затряслись – она и сама поняла, что случилось с ее мучительницей. – Ей-богу ничего такого не слышала!

Образцов снова некстати хмыкнул: «Ну что, съел, Кошкин?!» – так и кричал весь его вид. Кошкин не реагировал. Тем более что девушка что-то вспомнила:

– Вот только ссорилась старуха с кем-то, – продолжила потерпевшая, – но это еще вчера, опосля того, как ко мне зашла. Кричала что-то, выговаривала со злостью, а потом… потом хлопок был. Будто дверь где-то грохнула о стену. И все стихло. Так это что же – выстрел был?

Кошкин не ответил. Мрачно переглянулся с подручными, с хмурым Образцовым. Поколебался немного и, хоть был уверен, что ему это еще аукнется, наручников его не расстегнул.

– Тот, для кого привели сюда девушку, наверняка вот-вот явится, – вкрадчиво объяснил он Образцову. – Потому я останусь здесь и буду ждать. И потому же вас покамест не освобожу, Павел Петрович.

– Что ж ты меня до Второго пришествия здесь держать станешь, Кошкин? Али пристрелишь еще? – хмыкнул тот.

Чем только более убедил Кошкина: как только он освободит Образцова – тотчас будет арестован сам. Ладно, пусть так… и все же эту сволочь, для которой сюда приволокли девчонку – он дождется!

А дальше поглядим.

Полицейские слушались его неохотно – и все же слушались. Мельком увидав свое отражение в оконном стекле, Кошкин понял отчего: вид его нынче был страшен. Он сам испугался этого дикого взгляда человека, что способен на всякое. Да и ладонь, уверенно лежавшая на рукояти револьвера (хоть и был тот в кобуре), желаний спорить не вызывала…

Один подручный повез потерпевшую девчонку в участок, он же обещался позвать судебного медика. Второй отправился допросить жильцов. Сам же Кошкин спустился вниз, еще раз осмотреть место преступления.

Убитой и впрямь была Аглая Савина. Жизнь потрепала ее сильно, но все же черты белокурой хорошенькой девушки с фотокарточки вполне угадывались.

Она сидела в кресле, запрокинув голову и дико распахнув глаза. Пулевая рана была всего одна – в центре лба. Однако не стоило обольщаться, будто убийца – первоклассный стрелок: старуху убили выстрелом в упор. О том подсказали сизые следы пороха на ее лице и надорванная кожа вокруг раны. Судя по всему, убийца держал ее на мушке, покуда они разговаривали – ссорились, по словам пленной девушки – а после приставил ко лбу револьвер и выстрелил.

Как вошел? Вероятнее всего, что впустила его сама хозяйка – поскольку замки на входной двери английские, крепкие. Такие не взломаешь. Аглая знала убийцу… Вышел он, скорее всего, тоже через парадную дверь, поскольку замок захлопывался автоматически – ключа, чтобы запереть, не требовалось.

Отыскал Кошкин и записи, сделанные рукой хозяйки дома. И после изучения уж не сомневался: письмо Прасковье Денисовой, то самое, поддельное, якобы из пермской гимназии – писала именно Аглая.

Оставался вопрос, где оружие. В гостиной, по крайней мере, на видном месте, Кошкин его не обнаружил. Убийца, конечно, мог унести револьвер да кинуть в Исеть – это наихудший для следствия вариант… Но мог и забрать с собой. А мог выбросить где-то по дороге.

Понадеявшись на третий вариант (Исеть все же пока во льдах), Кошкин осторожно покинул дом да поискал под окнами, которые выходили на шумный, вечно многолюдный Сибирский проспект. Палисадник под окнами имелся, но, обойдя весь дом, Кошкин ничего важного не сыскал.

Револьвер он нашел чуть дальше, в снегу у соседней грязной подворотни. Совершенно нелепым и чужеродным здесь выглядел начищенный, блестящий, будто выставочный, револьвер системы Смит-Вессон. Одна рукоять чего стоит. Не простая, из какого-то поделочного камня – зеленого с прожилками. Малахит, что ли?

Барабан был заряжен полностью, а один патрон – стреляный.

* * *

Когда Кошкин вернулся в дом Аглаи, подручный-полицейский не стал юлить:

– Я Павла Петровича освободил, уехал он… – хмуро глядя, сообщил тот Кошкину. – Не дело это потому что. Резолюция из Перми нужна… не то все по шапке получим.

Кошкин выругался сквозь зубы – а впрочем, следовало этого ожидать. Теперь только часы считать осталось до тех пор, пока Образцов явится с подкреплением по его душу.

– Вам бы к Образцову-то поехать, Степан Егорыч, – посоветовал полицейский. – Извинились бы. Может, еще и обойдется.

Но Кошкин в доброту Образцова не очень-то верил. Пусть не помощник полицмейстера застрелил старуху Аглаю, но Образцов точно знает много. А раз говорить не хочет да намеренно тормозит дело душителя – замешан он по полной. И Кошкина просто так не оставит.

Что же судебный медик так долго едет?

Отправив за медиком и второго подручного, Кошкин хотел было вернуться в гостиную – да прежде выглянул на половину жильцов. Те о смерти хозяйки, конечно, уже прослышали.

– Почту тут принесли, – сама обратилась к Кошкину одна из жиличек. – И хозяйке Аглае Даниловне телеграмма. Верно, вам теперь отдать?

Кошкин не без интереса принялся читать и уже с первых слов понял, насколько это послание важно…

Некто, называющий старуху Аглаю «тетушкой», коротко сообщал, что ему пришлось внезапно уехать. По делам в Пермь. Обещался вскоре написать письмо. Имя свое обозначил, как «Ф.»

Телеграмма была отправлена с Екатеринбургского вокзала вчера, в одиннадцать часов до полудня. Кошкин отметил машинально, что это то самое время, когда готовился к отбытию поезд, на котором уезжали он сам и Лиза Кулагина. Это что же, племянник «Ф.» в то же время был там? И сел на тот же поезд?

Кошкин снова чертыхнулся. Ехать в одном поезде с возможным душителем и прозевать его?! Кошкин крыл себя последними словами. Он, правда, не отлучался никуда от дверей купе Елизаветы Львовны, да и после, как она вышла, отвлекся на кондуктора да на то, чтоб забрать чемоданы. Но что ему мешало хотя бы спросить Кулагину после: не встретила ли она кого знакомого в вагоне?!

– Кто этот «Ф.»? – мрачно спросил Кошкин. – Хозяйка не упоминала?

– Так это Фёдор, наверное! – запросто отозвалась женщина. – Племянничек старухи… Аглаи Даниловны, то есть.

– И часто он здесь бывал?

– Да он жил здесь с самого декабря-месяца. На старухиной половине. Комнату, что ли, показать? Это я запросто – я у него сколько раз прибиралась. Ключа, правда, нет: шибко Фёдор Васильич беспокоились, что без него там шуршать кто станет… Это он в тетку пошел. Старуха-покойница тоже все скрытничала.

Разумеется, Кошкину не стоило предлагать дважды – он тотчас велел женщине показать комнату. Не остановил и крепкий замок на двери: Кошкин сбил его двумя револьверными выстрелами.