В памяти бурлил водоворот образов и голосов, обрывков давних разговоров пополам с воспоминаниями.

– Ты же знаешь: ездить на нем пока рано.

– Ты пропустил уроки. Опять.

Казалось, в ушах вновь и вновь отдаются жуткие крики боли, крики Непобедимого. А вот тот ужасный момент, когда Свет замешкался, словно решая, достоин ли он его благодати. А вот лицо Джайны в тот вечер, когда он порвал с ней…

– Выслушай меня, мальчик мой… Тьма расползается, и удержать ее не в твоих силах… Чем усерднее ты стараешься сокрушить врагов, тем скорее предашь подданных во вражьи руки.

– Это тебе не урожай яблок, пораженных гнилью, это город, полный живых людей!..

– Зная так мало, мы… мы не вправе попросту взять да истребить их, будто скот на бойне, из одного только страха!

– Ты соврал своим людям и предал наемников, дравшихся на твоей стороне! И это тот малец, которого я учил бою?.. Мальчишка короля Теренаса?..

Но нет. Джайна… Утер… Теренас… Мурадин… все они были слепы, все они просто не понимали… и каждый – рано ли, поздно, словом ли, взглядом – твердил ему: ты неправ.

Приближаясь к усадьбе, Артас замедлил бег. Его подданные уже добрались и сюда, и теперь вокруг не было никого, кроме мертвых тел, коченеющих на земле. Даже сейчас, узнав их, Артас почувствовал боль, и только усилием воли прогнал ее прочь. Мужчина, женщина, юноша его лет… им повезло: они просто-напросто умерли.

А львиный зев… казалось, в этом году он цвел особенно буйно, точно в последний раз. Подойдя ближе, Артас протянул к прекрасным, высоким ало-голубым цветам руку, но тут же вспомнил о розовом лепестке и остановился.

В конце концов, он шел сюда не за цветами.

Отвернувшись от клумбы, Артас твердым шагом двинулся к могильному холму. За семь долгих лет могила совсем заросла травой, но надпись на камне осталась вполне разборчивой. Впрочем, какая разница? Кто лежит там, под камнем, Артас помнил и без всяких надписей.

Минуту он молча стоял над могилой, горюя о смерти того, кто лежит под холмом, сильнее, чем об убитом собственной рукой отце.

«Власть за тобой, – зашептал голос в голове. – Делай, как пожелаешь».

Крепко стиснув в одной руке Ледяную Скорбь, Артас простер ладонь другой над могилой. Простертая рука окуталась вихрем темного света. Вихрь закружился – быстрее, быстрее, колеблясь, извиваясь змеей, устремился вниз и вонзился в землю.

Едва темный свет коснулся костей под холмом, глаза защипало от радостных слез, и Артас поднял руку, пробуждая ожившего от семилетнего сна в холодной могильной тьме.

– Восстань! – велел он.

Как только приказ сорвался с губ, земля дрогнула, раздалась, брызнула в стороны. Из ямы показались на свет тонкие костлявые ноги, копыта взбрыкнули, нащупывая опору, и над могилой поднялся конский череп.

Артас затаил дух. На его мертвенно-бледном лице заиграла улыбка. «Я видел, как ты родился, – подумал он, вспомнив плодную оболочку, облепившую мокрое, тощее тельце новорожденного. – Я помог тебе явиться в этот мир, я же помог покинуть его… а теперь собственной рукой дарую тебе новое рождение».

Наконец копыта мертвого скакуна нащупали твердую землю, и конь, стряхнув с себя влажные черные комья, выбрался из могилы. Его пустые глазницы пылали алым огнем. Конь встряхнул головой, заплясал на месте и даже каким-то непостижимым образом заржал, хотя все его мягкие ткани давным-давно обратились в тлен.

Охваченный трепетом, Артас потянулся к неупокоенному скакуну. Тот снова заржал и ткнулся костлявой мордой в его ладонь. Семь лет назад он обрек этого коня на гибель. Семь лет назад он, обливаясь замерзавшими на щеках слезами, поднял меч и пронзил благородное сердце любимого скакуна.

И все это время нес на плечах бремя вины. Но теперь-то он понимал: так было предначертано. Не убив своего коня, он не смог бы сегодня вернуть его к жизни, а будь конь жив, так испугался бы хозяина до полусмерти. А вот поднятый из мертвых – в глазах полыхает огонь, кости скреплены воедино чарами некромантии, освоенными им, Артасом, благодаря щедрому дару таинственного Короля-лича – конь сможет наконец-то воссоединиться со своим всадником, как им и суждено. Нет, сделанное семь лет назад – вовсе не ошибка. Артас был прав. Он поступил верно – и в тот день, и сейчас.

И в будущем не ошибется – вот тому доказательство.

На лезвии Ледяной Скорби еще свежа алая кровь отца. По землям, что ныне подвластны ему, шествует смерть. Грядут перемены. Большие перемены.

– Это королевство падет, – поклялся он любимому коню, накрыв его плащом и усаживаясь на костлявую спину. – А из пепла его родится новый порядок, что пошатнет основы всего мира!

Словно в ответ ему, конь заржал.

Звучно, гордо.

Непобедимо.

Бывшая предводительница следопытов Кель’Таласа, а ныне – банши и Темная Госпожа Отрекшихся, Сильвана Ветрокрылая вышла из королевских покоев той же быстрой, упругой походкой, какой отличалась при жизни.

Обычными, будничными делами она предпочитала заниматься в обычном, телесном обличье. Ноги в кожаных сапогах ступали по каменной мостовой Подгорода мягко, неслышно, однако все вокруг поворачивались к ней, к своей королеве. Неповторимую, единственную в своем роде, ее невозможно было спутать ни с кем на свете.

Когда-то, при жизни, ее волосы были золотистыми, глаза – голубыми, кожа – цвета спелого персика. Теперь волосы, нередко укрытые черно-синим капюшоном, сделались полночно-черными с белыми прядями, некогда персиковые щеки стали жемчужно-серыми. Носила она все те же изящные, прекрасной работы кожаные доспехи, открывавшие взорам большую часть ее стройного, но мускулистого торса. Уши ее дрогнули, насторожились, внимая поднявшемуся ропоту. Свои покои она покидала нечасто. Этим городом правила она, и посему все на свете являлись к ней сами.

Рядом поспешно шагал мастер-аптекарь Фаранелл, глава Королевского фармацевтического общества.

– Я невыразимо рад тому, что вы согласились почтить нас визитом, моя госпожа, – оживленно, манерно говорил он, мелко кланяясь и в то же время пытаясь не отставать. – Вы велели оповестить вас, когда наши эксперименты завершатся успехом, и пожелали собственными глазами взглянуть на их…

– Я прекрасно помню собственные распоряжения, доктор, – резко ответила Сильвана, сворачивая в извилистый коридор, ведущий вниз, в самое чрево Подгорода.

– Безусловно, безусловно. А вот мы и пришли.