Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ширам кинул взгляд на обрубок правой руки и, кажется, впервые не испытал при этом душевной боли.
«Да свершится воля богов!» – с торжественным смирением подумал он.
Хотя богатую часть Мравца в основном сожгли, нижний город остался целым и невредимым. Мравец, лишившийся крепостных стен и палат наместника, по сути, превратился в большую деревню. На чужаков там смотрели с подозрением. Понятно, что отряд из Аратты никого не радовал. Хотя Ширам нарочно приезжал туда вместе с Иленем, собирал народ и объяснял, что никому не желает зла, он понимал, что слов недостаточно. Впрочем, откровенно враждебных взглядов накхи не видели – скорее уж опасливые, недоумевающие. Зачем приехали смуглые чужаки? Тут помнили и ненавидели златоволосых арьев, а эти кто? Ширам знал: местные внимательно следят за каждым их шагом, готовясь в любой миг либо схватиться за оружие, либо удрать в лес…
«Хорошо хоть здешние вожди готовы разговаривать, – раздумывал Ширам. – По крайней мере некоторые из них… Но каков Илень! Со всем соглашался, а потом попытался в ловушку меня заманить… Впрочем, со вторым вождем – как его, Варлыгой? – вроде бы можно иметь дело…»
Посад, где обитали ремесленники, по-прежнему был полон народу, просторная торговая площадь никогда не пустела. Вот и сейчас Ширам издалека увидел большую толпу, обступившую помост, на котором кто-то… играл на гуслях и пел?
Вспомнив о поручении Тулума, Ширам направил коня в сторону площади.
Еще подъезжая, маханвир накхов понял, что ошибся в своих подозрениях. Мравецких жителей развлекал не слепой старец, а совсем молодой мальчишка. Его звонкий и чистый, словно серебряный колокольчик, голос был слышен издалека. Красивый, похожий на переодетую девчонку белоголовый паренек пел что-то жалостное, берущее за душу, – по крайней мере, полная площадь народу слушала его, затаив дыхание. Прокладывая в толпе дорогу к помосту, Ширам невольно обратил внимание, как напряженно слушали дривы. Они едва обращали внимание на теснивших их конников, неохотно расступаясь в стороны.
«Жаль, что я не знаю их языка», – подумал Ширам. Ему поневоле сделалось любопытно – что за песня так захватила внимание зевак?
Он прислушался и вдруг с удивлением отметил, что более-менее понимает. Это был язык ингри, очень схожий с говором простолюдинов Аратты. Здешние жители, видно, тоже владели им. Ширам натянул поводья, остановившись неподалеку от помоста. Да, беловолосый был из племени ингри. Накху даже показалось, что он его прежде видел. Неужели в племени Хирвы? Но ингри никогда прежде так далеко от дома не уходили…
– Айну моя, Айну! Ты не позабыта! – звенел над торжищем завораживающий, сильный и нежный голос.
В толпе рядом с конниками слышались всхлипы. Какие-то румяные девки уже утирали глаза уголками платков. Видно, гусляр оплакивал свои любовные страдания так умело, что они живо отзывались в сердцах слушателей…
Ширам начал благодушно прислушиваться к жалостливой песенке – и вот тут вдруг у него волосы зашевелились на голове. Песня рассказывала вовсе не о любовной тоске! В ней подробно описывалась жестокая расправа, совершенная захватчиками-арьями над беззащитной девицей. И оттого что о злодеяниях пелось нежным голоском, они казались лишь страшнее…
Каждые две последние строки мальчик пропевал дважды, и толпа подхватывала их: дружно, сосредоточенно, на едином вздохе.
– Заклинаю, братья, кровушкой своею! Повстречал арьяльца – убивай злодея! – гремело над площадью.
Ширам с застывшим лицом дослушал песню до конца.
– Маханвир, – донеслось сзади среди шума одобрительных выкриков. – Нам сейчас лучше уйти…
Ширам, не оборачиваясь, тихо приказал:
– Когда парень закончит петь, проследите, куда пойдет. Схватить – и ко мне. Да смотрите, чтоб никто не заметил.
Мальчишка запел новую песню – что-то о проигранной битве, о справедливости богов. Ширам развернул коня и направился прочь, провожаемый уже не настороженными, а откровенно злобными взглядами дривов.
* * *
Пойманного мальчишку притащили уже в темноте.
– Прямо из-за стола добыли, – усмехнулся накх, выталкивая навстречу Шираму ошалевшего Хельми. – Песню допел, вышел во двор проветриться – да и не вернулся. Дружки его небось до сих пор ищут…
– Что за дружки? – нахмурился Ширам.
– С ним за столом какие-то мальцы сидели, вроде местные…
– Надо бы и их взять.
– Там остались мои люди, – поклонился накх. – Следят за ними.
– Хорошо…
Ширам повернулся к Хельми и принялся рассматривать его. Тот стоял, тараща глаза и крепко прижимая к себе короб с гуслями.
– Вроде мне твое лицо знакомо, – прищурился Ширам. – Ты ингри?
Хельми только сильнее вжал голову в плечи. До того он накхов не видел и сперва вообще не понял, кто эти темнолицые и куда его волокут. Но тут он наконец сообразил, с кем разговаривает, и ему стало еще страшнее. Царская охота! Зловещий воин, что всегда был при царевиче! Убийца Великого Зверя… Злейший враг божественного Учая!
И этот-то враг смотрит на него, словно змей на лягушку, и от его взгляда кишки смерзаются в ледяной комок.
– Как твое имя? – тихим, ровным голосом спросил Ширам.
– Люди зовут меня Хельми из рода Хирвы, славный воевода…
– Это ведь ты пел песню на торжище?
– Пел, – подтвердил Хельми.
– Песня про Айну… Красивая песня. Кто сочинил?
– Я и сочинил.
– Самородок, значит… Неграненый самоцвет…
Ширам встал с лавки. Хельми попятился.
– Можешь сочинить еще такую песню? – внезапно спросил накх.
– Я… Г-государь в-воевода…
– Давай. Я слушаю.
– Я… так не могу, – растерявшись, пролепетал Хельми. – Мне нужно, чтобы… сперва что-то увидеть или услышать… а потом уж про это спеть…
– Как про девушку Айну, которую арьи замучили? Ты сам это видел?
– Нет, хвала богам! – испуганно отозвался Хельми.
– Где-то услышал? Тебе рассказали?
Хельми кивнул.
– Кто?
– Люди…
– Какие люди? Где? Кто там был?
– Дривы, – пролепетал Хельми. – Обычные… А где? Не помню, в избе сидели…
– В Мравце? – подсказал Ширам. – Или в Ладьве? Ты ведь из Ладьвы пришел, не так ли?
Хельми вытер вспотевший лоб:
– Ну там, в Ладьве…
Ширам забрал из ослабевших рук подростка короб, достал оттуда гусли и принялся вертеть.
– Ингри не играют на гуслях. Где ты их взял?
– Сам сделал.
– Нет, каков самородок! – усмехнулся Ширам. – Сам песню сочинил, сам гусли сделал! Кто тебе показал, как ладить гусли?