— Очень любопытный разговор, племянник, — промурлыкал он. — Значит, старый змей вырвался на свободу?

— Это внутреннее дело островов, — недовольно сказал Йемителми.

— О нет, — ухмыльнулся Ун Бхе. — Уже нет. Я бы сказал, что это больше похоже на внутреннее дело Южной империи… но тоже нет. Скорее это часть той большой задницы, в которой мы все нынче пребываем. Не возражаешь против такого определения?

— Точно подмечено, — признал почтальон. — Хм… Дядюшка, я хотел тебя попросить…

Раздался стук в окно. На подоконнике сидел серый голубь с черными полосами на крыльях и упорно колотил клювом по стеклу. Форточку с наступлением лета затянули марлей от мошкары, поэтому Йемителми открыл створку окна. Птица тотчас вспорхнула с подоконника, влетела в комнату и нахально шлепнулась на стол главного почтальона.

— Вот еще явление! — удивился Йеми.

Мбо Ун Бхе приподнял правую бровь, но промолчал.

Голубь широко разинул клюв, словно собрался рыгнуть.

— Эй, эй! — заволновался почтальон. — Только не здесь! Кыш! Пшел вон!

Он замахал руками, пытаясь согнать гадкую птицу.

— Я не сссс-знаю… — вдруг прошипел голубь.

Йемителми замер с поднятыми руками.

— Я ниччч-шего не ссс-знаю про перс-ссстень, — прошипел голубь, топорща перья и странно дергая головой.

Он нахохлился, превратившись в комок серых перьев. Очертания птицы расплылись, потекли, и на столе почтальона оказалась свернувшаяся клубком серая змейка с черным узором. Она высунула язычок и угрожающе зашипела, уже без слов.

— Кровь и пепел! — выдохнул Йемителми.

Он медленно отступал к двери. Когда он поравнялся с великолепным Мбо, тигр Юга легким пружинистым движением встал с кресла и отодвинул племянника себе за спину. Мбо мягко шевельнул кистью руки — Йеми показалось, что мелькнула тигриная лапа, — и низким хриплым голосом проворчал заклинание. Змейка на столе недовольно повела головой туда-сюда, положила подбородок себе на хвост и заснула.

— Очень интересно, — заметил Мбо Ун Бхе. — Змея, которая говорит, что ничего не знает про перстень. Змея, обернувшаяся голубем. Еще более интересно, чем предыдущий разговор. А уж если их объединить… Ты ничего не хочешь мне рассказать, дорогой племянник?

— Нет, — угрюмо сказал Йемителми.

— Что ж… — мурлыкнул Мбо.

На него было страшно смотреть. Тигр Юга почуял противника — а Йеми ощутил себя хлипкой преградой между ними. Впервые в жизни он понял, каково было врагам его дядюшки. Проклятье! Он ничего не мог поделать. Данные им обещания сковали королевского почтальона вернее цепей.

— Я заберу тварь с собой, ты не против? — дядюшка небрежно подцепил спящую змейку одним когтем… то есть, конечно, пальцем.

Йеми отметил, что змея ядовитая. Не самая опасная — но укус ее по меньшей мере неприятен. У старого колдуна своеобразное чувство юмора, чтоб не сказать хуже. Как же не вовремя появился посланец Бенги! Но поздно сожалеть.

— И я отправляюсь на Тюремный остров, — сообщил Мбо Ун Бхе. — Хочу разобраться сам. Извини, племянник, но мне не нравится твоя роль в происходящем. Я больше не могу тебе доверять.

Йемителми опустил голову. Рассказать правду он не мог, лгать брату своей матери не хотел, оставалось молчать. Может быть, когда вся эта история закончится, он сможет оправдать себя в глазах Мбо, и они вновь станут друзьями. А может быть, и нет. Судьбы людей — всего лишь прихоть Семирукой.

— Славной охоты, хищник! — бесцветно сказал он.

— И тебе, — оскалился Мбо Ун Бхе и вышел.

Королевский почтальон вернулся к столу и некоторое время безотчетно перекладывал бумаги. Значит, люди Бенги к пропаже перстня непричастны. Разумеется, если верить словам старого змея — но в данном случае Йеми был склонен ему верить. Что ж, это косвенно подтверждало уже сложившуюся версию о том, что артефакт выкрали заговорщики-северяне. Во главе с капитаном Кранджем и магом, который прибыл вместе с ним на острова. Маг! Йеми нахмурился. Он отправил за капитаном троих и нюхача, но если бы он знал, что среди заговорщиков есть маг, он бы… а что, собственно? Он бы пошел сам. Но много ли проку от его присутствия? Ведь он-то больше не владеет магией. Кровь и пепел! Сейчас он ощущал свое увечье как никогда остро. Пока магии на островах нет, можно убедить себя, что он не так много потерял. Но когда магия действует, трудно не чувствовать себя слепоглухонемым, безногим, безруким…

— А главное — безмозглым! — вслух проворчал Йемителми. — Нашел время себя жалеть!

За дверью послышались взволнованные голоса. В кабинет ввалилось сразу шесть человек. Пару минут главный королевский почтальон пытался понять, кто из них прибыл по делу, а кто за компанию. Разобравшись, он ткнул пальцем:

— Ты, ты и ты — останьтесь. Остальные — подождите за дверью. Живо!

Лишних сдуло.

— Говори, — приказал Йемителми высокому почтальону с болезненной гримасой на бледном лице.

— Я не смог попасть на корабль, — уныло сказал тот. — В чем дело, не пойму. Вроде помню, как нанимал лодку, чтоб довезли. А на корабле не был! Только куда-то три часа времени делись… Или больше. Утром нанял лодку, потом туман в голове, потом прихожу в себя — а я опять на набережной. Лежу на пирсе, чтоб меня черви ели! И в голове гудит, будто был пьян. Только я не пьяница, вы ж меня знаете! Что за дела?

Главный почтальон кивнул. Объяснение было, и очень простое. Магия. То ли посланца не пустили на борт «Гордости Севера», то ли сперва пустили, а потом отправили обратно. Память отшибли, большого вреда не причинили. Грамотная работа.

— Говори ты, — кивнул он одному из тех, кто был послан за капитаном Кранджем уже пополудни.

— Кранджа нет на берегу, — сообщил тот. — А его барка нет в гавани. Вместо «Гордости Севера» на рейде стоит иллюзия корабля в полную величину. Мы до нее доплыли, все честь по чести, хотели к борту подойти — и прошли насквозь. Лодочник чуть весла не утопил в изумлении.

— Спасибо. — Йемителми встал. — Отчеты положите вот сюда, на стол. Я должен сообщить обо всем его величеству.

* * *

Трина забрела в оранжерею случайно. Она шла по дорожке, рассеянно касаясь кончиками пальцев самых разных листьев — жестких, мягких, глянцевых, покрытых пушком, гладких, с выступающими прожилками… Забывшись, Трина провела пальцем по краю листа кинжальной пальмы, ойкнула от боли и сунула в рот порезанный палец. У крови был незнакомый вкус.

Она совсем запуталась в своих чувствах. То, что поначалу казалось легкой шалостью, обернулось одним из самых серьезных поступков в ее жизни. Примет она предложение Орвеля или не примет — ее жизнь уже не станет прежней. Кто бы мог подумать, что пара дней на острове все изменит? Наверное, братья недаром не хотели ее отпускать. Говорили, она слишком ветрена для девушки…