Надо было дожать!

Впечатываю кулак в стену, боль на пару мгновений отрезвляет.

— Макс, блядь! — рявкает на меня друг, не давая утонуть в этом мерзком месиве.

— Я знаю, кто похитил Иву, — смотрю ему в глаза. — Педофил, которого мы ищем…

— Ты думаешь…

— Я в этом уверен!

Телефонный рингтон непривычно громко раздается в пустой комнате. Ямпольская.

— Да, Ир, — кривая ухмылка появляется на губах.

— Макс, я думаю ты должен знать.

— Говори.

— Ива была жертвой педофила, которого вы ищите.

Как вовремя. Что бы я без тебя делал-то?

— Я уже в курсе, — сухо бросаю я, стараясь не переходить грань. — Раньше нельзя было сказать?

— Она просила не говорить…

— Ир, ты слышишь себя? — все же срывает меня. — Ты допустила жертву искать маньяка!

— Не ори на меня! — огрызается она в ответ. — Это личная просьба твоего отца! Как я могла отказать?

Ладно, чего уж теперь. Все виноваты. Но я в большей степени. Моя личная ответственность.

— Прости, — выдыхаю примирительно. — Я на взводе.

— Успокойся и подумай, — мягко направляет Ямпольская. — Давай, Макс, только ты можешь найти ее.

Она права. И я найду. Чего бы мне это ни стоило!

— Едем.

— Куда?

— В отдел. Пришло время сложить пазл. Тагир, ко мне, — пес мгновенно оказывается около меня. — Рядом.

Прилипает к ноге и смотрит снизу вверх.

— Молодец, — треплю между ушей. — Со мной поедешь.

— Любовь с первого взгляда прям, — хмыкает Шаман и не сдерживает язвительный смешок.

— Заткнись.

Вторые сутки без сна. На голом адреналине и кофе. ППС-ники прочесывают территорию метр за метром, буквально землю роют и отзваниваются каждые полчаса. Ничего нет. Глухо по всем фронтам.

Опера только вернулись, чтобы выпить кофе и с новыми силами отправиться на поиски.

Шаман уехал к следаку Агапову, хочет расколоть, но тоже пока ничего не добился. Замкнутый круг какой-то.

Тагир лежит на диване и наблюдает за всеми. А я напряженно думаю, сжимая виски и глядя в одну точку. Должна появиться зацепка. Ну хоть одна.

Негромкий стук в дверь.

— Макс, можно? — Елена заглядывает в кабинет.

— Да, заходи, — выдыхаю и устало откидываюсь на спинку кресла.

— У меня идея. Смотри.

Вместе с парнями окружаем стол и раскладываем карту нашего района. Парк тот злополучный. Все отметки, что мы делали в прошлый раз сохранились.

— Вот здесь нашли девочек тогда, — указывает Мазур на отмеченные красным круги. — А это сейчас, — эти круги желтые.

Некоторые пересекаются.

— Это место свободно, — указываю пальцем на красный круг.

— Пока… — с нажимом говорит Елена. — Какое сегодня число?

Вместе оборачиваемся к висящему на стене квартальному.

— Совпадает… — озадаченно смотрю ей в глаза, мысленно докручивая идею.

— Макс, квартиру нашли, — в кабинет врывается дежурный. — Соседи говорят, слышали крик. Женский.

— Погнали, — срываюсь за курткой.

Парни тоже подрываются. Все в полной боевой готовности.

— Стой, Макс, — оборачиваюсь. — Ты совершаешь ошибку!

— Лен? — тяжело дышу и смотрю в глаза.

— Это подстава…

Перевожу взгляд на пацанов. Все, как один ждут. Но решение принимать только мне…

Глава 43. Иванна

Совершенно дезориентировано смотрю по сторонам, пока нет Монстра. Пытаюсь хотя бы примерно понять, сколько мы уже в этой пыточной. Окон нет, чертов свет не выключается, а когда открывается дверь, все равно ничего не ясно.

Пока он не видел, я несколько раз пыталась освободиться, но только запястья растерла в кровь. Они раздражающе саднят, одновременно напоминая мне о том, что я все еще жива. Надолго ли, не представляю. Он чего-то ждет, все время пугая меня, издеваясь, трогая, но не приступая к главному.

Развлекается, ублюдок! Играет.

У меня есть силы его ненавидеть. Всеми фибрами души, болезненно сжимающимся сердцем.

Уперевшись затылком в стену, смотрю перед собой и снова думаю о Максе. Мысли о нем дают мне хоть какое-то ощущение реальности. В моей жизни давно не было ничего настолько настоящего. Даже родители. Я очень люблю их, но каждый визит напоминает мне чайные посиделки в кукольном домике. Все стараются жить до тошноты идеально, чтобы больше ничего страшного не случилось. Все эти платья, настойчивое желание выдать меня замуж хоть за кого-нибудь — попытка казаться нормальными. Крик, обращенный ко всему миру: «Посмотрите, мы правда совершенно нормальные. У нас ничего не случилось!». Они не помогают ни мне, ни себе.

Тагги спасал в последнее время. А теперь Макс, разнесший все мои бетонные стены вдребезги, будто они сделаны из хрусталя. Он никем не притворялся. Он хамло, страшный матерщинник и грубиян. Но он мой матерщинник и грубиян. Самый сильный. Он стал моей стеной. Он вдохнул в меня жизнь. Он заставил меня вспомнить, что кроме страха существуют и другие чувства. Приятные, теплые, настоящие. Он смог прогнать мои кошмары, и я начала высыпаться, а по утрам не рисовала страшные картинки, а пила кофе, гуляла с собакой и даже улыбалась.

Сейчас, в этой камере или подвале, я не понимаю, моментами начинает казаться, что сном были не все те кошмары, а Макс, ведь реальность — вот она, здесь. Я в детском платье, пристегнута к стене и надо мной то и дело кружит Монстр с моих рисунков. А я хочу к Максу. Как маленькая девочка, которую все бросили.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Марьянин, забери меня…» — бесконечно повторяю.

Я не хочу, чтобы все повторилось. Я не хочу умереть под этим уродом, ощущать в свои последние минуты его мерзкий, грязный член и холодные, липкие руки. Макс, я умру еще до того, как он это сделает со мной. Ты не представляешь, как это страшно — терять себя.

В замке с характерными щелчками проворачивается ключ, и я слышу скрипучий голос Монстра:

— Ивушка, я вернулся. Как дела у моей девочки? — он медленно приближается, наслаждаясь крупными мурашками, покрывшими мое тело. Сжав зубы, смотрю ему в глаза.

Убью! Растерзаю, тварь!

Дергаюсь в порыве хоть что-то сделать. Запястья обжигает болью, будто к открытым ранам приложили листья крапивы. А Монстру весело.

— Платьишко помяла, — подходит, поправляет подол.

Его пальцы прикасаются к голой ноге и медленно двигаются вверх. Он смотрит мне в глаза с безумной улыбкой. Снова дергаюсь, наплевав на боль в руках. Пытаюсь хотя бы коленом его зацепить. Куда там! Я скована по рукам и ногам. А мерзкие пальцы добираться до промежности, наглаживают поверх белья.

— Не трогай! — рычу на него. — Не трогай меня!

— Почему? — приподнимает левую бровь.

— У тебя нет на это права! Ненавижу!

Запрокинув голову, он снова смеется, прекратив лапать меня между ног. Пальцами обеих рук находит соски и мучает их, выкручивая в разные стороны. Сжав зубы,