—     Честно говоря, я не считаю, что президент сочувствует коммунистам.— В зале раздался нервный смешок.— Но если старина Гарри завернет при случае в мою сторону, что же, как демократ, я весьма охотно его подвезу.— Эта необходимая дань президенту была встречена аплодисментами.

Клей быстро указал на ближайшую поднятую руку, слишком поздно сообразив, что это Сэм Бирман, друг и союзник Бэрдена.

—     Вот что, конгрессмен,— Бирман говорил медленно, в простоватой манере. Клей приготовился к схватке.— Вы говорили, и ваши слова зафиксированы на бумаге, что вы не собирались выставлять свою кандидатуру в сенат по крайней мере до пятьдесят второго года, желая... у меня под рукой точная цитата... «приобрести сначала максимум опыта в палате представителей...».

—     Правильно, Сэм, я говорил это. Но откуда мне было знать, что я приобрету максимум опыта на два года раньше срока? — Все засмеялись, а лицо Клея оставалось бесстрастным, как у профессионального остряка.

Сэм не пожелал держаться шутливого тона.

—     Вы сказали далее — это здесь же, в вашем интервью...— что вы никогда и, я цитирую, «ни при каких обстоятельствах я не выдвину своей кандидатуры на первичных выборах против сенатора Дэя, поскольку я считаю его не только своим ближайшим политическим союзником, но и, если хотите, отцом, человеком, который ввел меня в Вашингтон».— Неожиданно кто-то чихнул. Это получилось очень комично, но в напряженной тишине прошло незамеченным. Все ждали, какой будет ответ.

Клей ответил не сразу. Когда он наконец заговорил, он постарался произвести впечатление человека озабоченного, но верящего в свою правоту.

—   То, что я сказал тогда, я готов повторить и сейчас. Я считаю сенатора Дэя одним из самых блестящих людей, каких я когда-либо знал, и если бы не он, я не был бы здесь сегодня. Все это верно. Верно также и то, что я никогда не выступлю против него.

Клей сделал паузу, а затем — и решающий шаг.

—   Я не собираюсь говорить за него. У меня нет на это права, но я хочу заявить, что, хотя сенатор личноне посвящал меня в свои планы, меня заверили другие, что после тридцати шести великих лет в сенате Соединенных Штатов Бэрден Дэй не выставит в этом году своей кандидатуры для переизбрания.

Взрыв возбужденных голосов заставил Клея почти кричать, чтобы быть услышанным.

—   Позвольте повторить. Я вступил в предвыборную борьбу в твердом убеждении, что Джеймс Бэрден Дэй не будет добиваться переизбрания!

Журналисты размахивали руками. Выкрикивали его имя. Клей указал на Гарольда Гриффитса.

—    Конгрессмен! — раздался горделиво-отчетливый голос Гарольда. В комнате воцарилась тишина. Хотя Гарольд был мишенью множества вашингтонских шуток, никто не мог отрицать популярности его рубрики в газете, в которой упадок Запада ежедневно регистрировался и должным образом оплакивался. Не проходило дня, чтобы свобода не находилась на грани безвозвратной гибели от руки антихриста. По мнению Гарольда, Армагеддон уже приближался, а Соединенные Штаты не были готовы сражаться за господа; некогда могучие американские армии давно уже распущены по домам политиками, обманутыми хитрыми либералами, убаюканными Элеонорой Рузвельт, сбитыми с толку начальниками штабов, которые систематически предают американских солдат, обменивая это восхитительное существо из гладкой плоти и горячей крови на сложное, утонченное оружие, как будто машина сможет когда-нибудь заменить мускулистую руку. Гарольду доставляло удовольствие жить на краю пропасти, видение уничтоженной земли сообщало неистовую страсть его самоуверенно-путаному синтаксису, и Питер Сэнфорд придумал даже особое название для этой сверх меры сгущенной прозы — «бароккоко».

—   Я думаю, многие из нас согласятся с тем, что вы будете прекрасным пополнением верхней палаты конгресса. Наши власти нуждаются в притоке свежей крови. Однако, сэр, полагая, что ваша кандидатура будет утверждена в следующем месяце и пройдет на выборах следующей осенью, я хотел бы знать, какую позицию вы займете по вопросу о военных ассигнованиях, учитывая ваш собственный, кавалера Креста за отличную службу, военный опыт, принимая во внимание нынешнюю советскую угрозу в Европе и особенно в Берлине...— Гарольд продолжал разглагольствовать, пока несколько не смягчился шок от предыдущего заявления Клея.

Ответ Клея был столь же длинным и витиеватым, как и вопрос Гарольда. Посыпались еще вопросы. Худшее, казалось, было уже позади, когда раздался чей-то резкий голос:

—     Скажите нам, конгрессмен, почему вы так уверены, что сенатор Дэй не будетдобиваться переизбрания?

В дальнем конце комнаты стоял Питер Сэнфорд, с большим животом, но крепкий, громадный и — для Клея — совершенно непостижимо как здесь появившийся. Они, безусловно, стали врагами. Смерть Инид довершила это превращение. Но когда они встречались в обществе, Питер был с ним любезен, и Клей еще не стал жертвой тех колючих фраз, на которые его шурин был большой мастер, отрывистых и безрассудно смелых реплик, обличавших то, о чем и упоминать-то было не принято. «Американская мысль» пока обходилась с Клеем весьма мягко, это значило, что он был замечен, но и только. Несмотря на внешние проявления дружелюбия, ясно было, что Питер его ненавидит; это несколько утешало Клея, ибо человек, который ненавидит, неизбежно оказывается в невыгодном положении, во всяком случае в политике, если не в жизни. С годами Клей приучил себя, и не без успеха, избегать ненависти даже к своим оппонентам.

—    А, это ты, Питер! — небрежно сказал Клей.— Это мой шурин,— пояснил он. Раздался тревожный смешок журналистов, знавших об их отнюдь не приятельских отношениях. Гарольд Гриффите в растерянности отступил назад и прислонился к стене, словно защищаясь от возможного попадания рикошетом.

—    Я хотел бы знать,— сказал Питер,— почему вы так уверены, что сенатор...

—    Видишь ли, Питер, ты понимаешь, что я не могу раскрывать некоторые источники информации, как, впрочем, и ты, и любой журналист. Разве я не заявил, что мне не к лицу говорить за Бэрдена Дэя? И разве тот факт, что я выставляю свою кандидатуру, не доказывает, что он этого не сделает? — Это была ошибка. Никогда не следует слабейший аргумент подавать в виде вопроса.

Клей хотел продолжать, но у Питера оказалась слишком быстрая реакция.

—   Нет, не доказывает. Это доказывает лишь одно: что свою кандидатуру выставляете вы...

—   Но я никогда не выступил бы против него.

—   Но предположим,— Питер повысил голос, и Клей позволил ему заглушить себя. Ему ничего не оставалось, как разыграть из себя жертву и попытаться вызвать к себе сочувствие.— Предположим, что сенатор Дэй выставитсвою кандидатуру. Что вы тогда сделаете?

Комната замерла. Риск был велик. И Клей пошел на риск.

—   Сенатор