происхождения. Ему невместно заниматься грязной работой.

- Ишь ты какой! Значит, кухарка может - и суп сварить и государством управлять! А, русский интеллигент благородного происхождения только второе. Стыдно, батенька! Ничего, согласно теории дедушки Дарвина, физический труд, он исправлению мозгов сильно способствует.

- Добавить ещё три наряда, для усвоения урока!

- Есть! – вскинул руку к виску Валет.

- Да, ты не тянись. Давай без уставщины, не в армии…

- Только, почему он на коленях, да ещё в брюках картошку полет?

- Городские они, неприспособленные. Тяпку от лопаты с трудом отличают, - смутился Валет.

- Дела…

- Пройдя дальше, мы оказались у небольшой речки, скорее ручья, через которую был перекинут простенький мостик из трёх ошкуренных брёвен. По берегу речушки шли длинные ряды вбитых в пологий берег сучковатых кольев. Очередную загогулину в землю с хеканьем загонял жилистый мужичок с курчавыми волосами и знакомой козлиной бородкой. На его обнажённом загорелом торсе блестели капельки пота.

- Курсант Троцкий! Работает на объекте, под кодовым названием «БАМ!».

- А, за что его сюда! – в полном акуе, отстранённо поинтересовался я.

- За доблестный труд, награждён специальной «кошерной» диетой и переведён для работы на объект стратегического назначения.

Заметив мой всё ещё не врубившийся в ситуёвину взгляд, он снизошёл до более подробного объяснения.

- Согласно, вашей инструкции, был создан объект со специальным режимом работы для «перед-о-в-иков про- и- з-водства – стаха-н-о-вцев»,- по слогам произнёс Валет. Там ещё приписка была: «Хорошо работаешь – на БАМ пошлю!».

- Да, причём здесь «БАМ» то?

- Ну, как же, - мой креативный товарищ поднял воображаемый молот и с силой опустил его вниз. Делаешь вот так, получается - БАМ!

- И какой режим у этой «стройки века»?

- Обычный режим: от обеда и до забора.

- И где же тут забор!

Валет недоумённо посмотрел на длинные ряды кольев, уходящие вглубь континента, и задумчиво кивнул.

- Отсюда не видно. Да пёс с ним! Пусть бьёт. Зато, какие мышцы накачал!

Смотреть на сомнительно накаченные мускулы Лейбы Давидовича мне было не интересно, и мы пошли дальше.

- Это что?

- Спецпомещения для проживания основного контингента.

На маленькой полянке, украшенной парочкой берёзок и одиноким тополем, живописно расположились резко отличающиеся по дизайн три строения. Справа, гордо уставившись в небо остроконечной вершиной, стоял неказистый шалаш, украшенной именной табличкой: «В.И.Ульянов».

- Ну, понятно, Ленин в Разливе, прячась от полиции, жил в шалаше. Пусть привыкает.

Второе строение представляло собой сделанную из обломков досок и прутьев, времянку. Сквозь щербатую крышу можно было свободно просунуть руку.

- Сделали для товарища Бронштейна, по спецпроекту, из говна и палок.

- А, если дождь?

- Так вот! – Валет гордо показал на небольшую табличку, увенчивающую собой колышек, вбитый рядом с жилищем именитого курсанта.

- Всё в соответствии с его любимым лозунгом: «Мир хижинам, война дворцам!».

- А тут, что за склад? – спросил я, подойдя к третьему архитектурному шедевру. Коренастая деревянная изба, склёпанная из толстых брёвен, уже по виду внушала уважение своей основательностью.

Жилище для Иосифа Джугашвили. На ночь запираем. Склонен к непредсказуемым действиям. Четыре раза бежал из царской ссылки.

Сам то, он где? Почему не на общих работах? Поблажки делаете?

Никак нет! У нас все равны. Джугашвили в карцере, отбывает наказание.

- За, что?

- Отказался выходить на сельхозработы. Курс молодого бойца прошёл, объясняя тем, что пригодится для борьбы с царскими сатрапами. А на общие работы не вышел.

- Чем мотивирует!

- Не знаю, я по-грузински плохо разбираю. Но, похоже, послал, - обиженно закончил Валет.

- Что же, пойдём, глянем на узника.

Пять минут спустя, я ошарашено смотрел на земляную яму с деревянной решётчатой крышкой наверху. Натуральный зиндан.

- И давно он тут, кормили хоть?

- Три дня! Конечно, кормили, как по уставу: хлеб и вода.

- Чистая вода, сам из колодца набирал, - забеспокоился Валет, заметив мой недовольный взгляд.

- А в баню? Водили?

Смущённое молчание Валета выбило меня из колеи.

- Хули, ты здесь Освенцим устроил? Только пыточной камеры не хватает.

- Значит так, узника выпустить - накормить, предоставит банное помещение. Сделать нормальную гауптвахту, давать простую сытную еду. Общие работы заменить на физподготовку. Из книг выдавать только классику и духовную литературу. Пусть думает о вечном.

- Это всё? Или мы ещё, что-нибудь не посмотрели?

- Последний объект - угольная шахта.

Думая, что сегодня меня будет сложно чем-то удивить, я сильно ошибался.

Моему взору предстала большая дыра в земле, из которой по длинному пологому спуску измученные люди один за другим выкатывали тачки с чёрным антрацитовым крошевом. Блестя обнажёнными торсами, они напоминали негров своей покрытой угольной пылью кожей.

Весь это сюр венчала вывеска, короткая по количеству букв, но ёмкая по содержанию: «Поеbень».

- Это к..кто?

- Щас посмотрю,- раскрыл Валет спасательную книжку.

- Хрущев, Свердлов, Бухарин, Каменев…

- Стоп! Короче выражайся!

Валет насупился.

- Всё согласно предписанию. Наизусть помню: «Лидерам создать особые условия, а остальную «поеbень» направить на чёрную физическую работу, чтоб меньше выёпывались!»

Да…это ж надо такую «инструкцию», было угораздить составить. Не иначе, после трёхдневного запоя…

- Так, ты там сильно не дави, норму урежь, пайку увеличь, короче соблюдай трудовое законодательство. Люди не простые, может ещё, на что путное сгодятся. Стахановцам перед отбоем - трудовые сто грамм! И, что они грустные такие. Выучить песни, пусть поют хором! Вот, я хорошую знаю:

Наш паровоз вперёд лети,

В комунне остановка.

Иного нет у нас пути,

В руках у нас – винтовка!

Посидели тихо, поддавшись ностальгическому настрою. Валет, смахнув скупую мужскую слезу, попросил списать слова.

- Хорошая песня, идейная. Правда, я не всё понял.

- Отмахнувшись от объяснений, сам не хера не понимаю, взял у Валета блокнот, и стал переписывать слова, тщательно выводя буквы. За годы, проведённые исключительно за клавиатурой, писать вручную, я несколько разучился.

Нашу идиллию, прервал боец из конвоя, что-то шепнувший Валету на ухо.

- Беда, командир, бунт! Бронштейн забастовку объявил, часовых облаял разными непотребными словами и какашками кидался.

- Непорядок, - задумался я.

- Может его розгами, для вразумления? Или по-простому, епало набить?

- Никаких телесных наказаний, у нас не царский режим и не тридцать седьмой год.

- Мы его расстреляем!

- Ик,- выдохнул обалдевший Валет.

Понарошку, холостыми патронами. Проверим, так сказать, его революционную стойкость.

Расстрельная команда выглядела неплохо. Выряженные в костюмы стрельцов 17