к своей груди. – Так что даже в шутку не говори, что можешь сойти с ума, Оз.

– Не буду. – Она поняла, что эта тайна – дар, болезненный, драгоценный, и приняла его. – И, прежде чем попросишь, обещаю: я никому об этом не расскажу. Никогда.

– Я знаю. Я мало кому доверяю, но разбираюсь, кому доверять можно. – Он зарылся носом в ее волосы, вдохнул. – От тебя так приятно пахнет. Я живу в консервной банке с сотней парней, ты представить себе не можешь, каково это. А ты пахнешь… пионами, бергамотовым чаем и медом…

Они целовались, разговаривали и снова целовались, отгородившись от мира шинелью Филиппа. Уже давно прозвучал отбой воздушной тревоги, но в их части вокзала свет так и не зажегся, даже когда пошли поезда и пассажиры начали опять сновать по залу. Озла дремала в руках Филиппа, когда он прижался губами к ее виску.

– Через пятнадцать минут посадка на поезд, принцесса. Мы с тобой так и не выбрались с вокзала, а тебе уже пора домой.

– А ты скоро снова уйдешь в море? – Она постаралась, чтобы голос прозвучал беззаботно, но внутри вся сжалась от страха. «Ты ведь только-только вернулся ко мне».

– Через несколько месяцев, не раньше, – успокоил ее Филипп. – Мне надо готовиться к экзаменам на звание лейтенанта.

Под прикрытием шинели он помог ей застегнуть пуговицы на платье. Озла, улыбаясь, привела в порядок воротник его кителя, который раньше сам собой расстегнулся, чтобы позволить ее пальцам прикоснуться к его груди. Чего только нельзя сделать под шинелью в тусклом свете ламп во время воздушного налета! Не будь они в таком людном месте, кто знает, чем бы все закончилось…

Филипп поставил ее на ноги и надел фуражку. Теперь он не выглядел расхристанным и раскрасневшимся, как пару минут назад. Наверное, этот дар передается с королевской кровью – способность мгновенно привести себя в порядок, когда ты на людях. «Но он не просто какой-то там принц, – подумала Озла. – Он мой Филипп». И она ухмыльнулась, заметив, как он поспешно застегивает шинель. После рассказа Маб она теперь понимала, в каком состоянии могут быть определенные части тела мужчины, который провел последние несколько часов, обнимаясь у стенки.

– Добро пожаловать на берег, господин моряк, – негромко сказала она.

– Я вернулся не просто на берег. – Он снова привлек ее к себе, подбородок на ее макушке. – Я вернулся домой.

«Домой», – подумала Озла. Дом был второй из двух путеводных звезд, по которым она старалась направить свою судьбу, – настоящее дело и дом, куда можно вернуться. Неужели наконец-то, наконец-то она обрела и то и другое?

И весь остаток июня сияющая, радостная Озла перелетала от одной звезды к другой, убегая в Лондон сразу после утомительных часов, проведенных за переводами в Четвертом корпусе, чтобы броситься в объятия Филиппа. Она ездила из Блетчли на Юстонский вокзал и обратно, а перед глазами у нее стояли звезды.

Глава 27

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». СЕНТЯБРЬ 1941 ГОДА

В здешних краях нас уже ничем не удивить. Вы знаете, что группа девушек из Морского корпуса мирно распевала мадригалы у озера, когда на них напали самые злющие в Бакингемшире лебеди? Старо. А как парни из отдела ВМФ принимали солнечные ванны в чем мать родила на боковой лужайке, пугая своей бледной кожей проходящих мимо женщин? Тоже мне новость. А вы слыхали, что в три часа ночи в нашей столовой был замечен генерал Монтгомери, тыкавший вилкой в порцию тушенки с черносливом? Кстати, генерал, передайте соль, будьте так добры.

Но вот последний гость Блетчли поверг редакцию ББ в полную прострацию…

Настал перерыв, и работавшая на «бомбах» Маб вышла из корпуса. На лужайке играли в английскую лапту. Участники горячо спорили:

– Кантвелл не выбыл, он пробежал мимо вон того хвойного дерева…

– Нет, мимо лиственного!

Джайлз помахал Маб:

– Присоединяйся, моя королева. В нашей команде все едва ходят, твои длинные ноги нам пригодятся.

Предложение размяться показалось ей отличным. Повесив новую шляпку на ближайшую ветку, Маб подтянула юбку повыше и взяла палку, заменявшую биту. Не прошло и десяти минут, как она с силой ударила по мячу и рванула к дереву.

– Первое «убежище»! Второе «убежище»! – громко отсчитывала ее команда.

Но внезапно Маб замерла с отвисшей челюстью, заметив, как группа мужчин в темных костюмах направляется, как небольшая флотилия, от особняка к лужайке. В роли флагманского корабля выступал капитан Деннистон. Он что-то объяснял невысокому человеку с бульдожьей фигурой… и Маб узнала эту фигуру.

Уинстон Черчилль протопал мимо них так близко, что при желании до него можно было дотянуться. Он кивнул игрокам на ходу.

Джайлз разинул рот.

– Это же… это ведь?.. – с трудом выдавил он.

Премьер-министр оказался совсем не таким, каким представляла его себе Маб. Ниже ростом, сильно хромающий, волосы жидкие. Он был одет в черный костюм в полоску – ни знаменитой шляпы, ни привычной сигары. Маб думала, что он постоянно хорохорится, шумный, лихой, но премьер шел молча, оценивающе разглядывая территорию Блетчли-Парка.

– Он что, все тут будет осматривать? – прошептала она. – Ой, мамочки…

Она поспешила вернуться на свое рабочее место, проскользнув мимо визитеров, когда те сворачивали к Седьмому корпусу. К тому моменту, когда дверь ее собственного отдела открылась и Черчилля пригласили войти, Маб уже стояла рядом с «Агги», оправив юбку и причесавшись. Девушки-кадеты вытянулись по стойке смирно и отдали честь. Маб тоже отдала честь. Она была в штатском, но как-никак сам премьер-министр стоял сейчас на заляпанном машинным маслом полу и разглядывал агрегаты, которые она так горячо ненавидела.

– Кадет Стивенс, – позвал капитан Деннистон. – Будьте добры, продемонстрируйте работу аппарата.

Стивенс застыла, не в силах пошевелиться.

– Эта машина называется «Агнец Божий», господин премьер-министр, – заговорила Маб, когда стало ясно, что ее напарнице так и не удастся выдавить ни слова.

Стараясь не торопиться, она показала, как согласно раскладке втыкают штекеры в заднюю панель, как подвешивают барабаны и разделяют пинцетом тонкие проводки. Черчилль забросал ее вопросами, желая во всем разобраться. Маб отвечала как можно яснее. Вскоре Стивенс пришла в себя и тоже начала отвечать на вопросы. Когда «Агги» и прочие машины с оглушительным грохотом запустились, премьер-министр даже присвистнул. Поскольку до завершения задачи могло пройти несколько часов, Маб выключила «Агги» и объяснила, что означает остановка «бомбы».

Пока Черчилль благодарил их за объяснения, Маб ощутила непреодолимое желание окружить его заботой. Он выглядел таким усталым – под глазами круги, плечи опущены… Неужели никто не присматривает за его здоровьем, пока он присматривает за целой страной? Ей хотелось