Владимир Оскарович был мрачен. Глядя на бесчисленное множество подвод, он лишь качал головой:

– Если река не замерзнет – часы этих повозок сочтены. Фронт совсем недалеко, а враг наседает. Переправы другой нет.

Но зима всё-таки умилостивилась. И сапёры проявили смекалку, какая и не снилась французам. Рыбачьими сетями они перегородили реку, задержав таким образом льдинки и «сало». На начавший образовываться тонкий лёд они клали солому и ветки, заливая их водой. Вскоре получились «тропинки», покрытые довольно толстым слоем ледяной коры. По ним начали переправлять обозы. Сойти с этих «тропок» было равносильно самоубийству. Некоторые беженцы, чрезмерно торопившиеся, проваливались под лёд и тонули. И всё же большинство переправилось благополучно. Следом за беженцами Иртыш перешла и армия, сохранившая свою артиллерию, которая затем разбила снарядами ледяную дорогу, задержав тем самым на два-три дня наступавших большевиков. Это был день четырнадцатое ноября. День переправы французов через Березину.

Всё дальнейшее тоже немало напоминало отступление армии Бонапарта. Войска, по уже заведённой печальной традиции, оказались без зимнего обмундирования. Ветхие шинелишки и сапоги сделались худшим врагом, чем красные. Брали вещи у населения. Но на всех наберёшь ли? И не разорять же население вчистую! Тысячи раненых и тифозных везли на санях, связав верёвками, чтобы не свалились. Все – едва одетые: больно смотреть. Сдавать их в поезда было бесполезно. В поездах обречены они были мучительной смерти. Все запасные пути были забиты эшелонами с мертвецами. На стоянках здоровые спали вместе с больными. С больных на здоровых переползали вши, и эпидемия разрасталась. Лошадей нечем было кормить. Загнанные, голодные, дрожащие, они стояли или лежали, издыхая, бессильно у дороги, с упрёком и тоской глядя на проходивших людей полными слёз глазами. Весь путь армии был усеян трупами несчастных животных.

А враг, между тем, не терял времени. Проверенный в Семнадцатом клич «Долой войну!» летел над Сибирью! В частях то и дело являлись агитаторы. Попадались они и Петру Сергеевичу. С этим товаром полковник не церемонился. Для них одно лишь слово было: «Расстрелять!» Насмотрелся на них за три года! Как облупленных знал. И оттуда же уши торчат – от господ эсеров! Великий рассадник их был в армии Пепеляева, разложившейся прежде прочих и отведённой в тыл. Закончил «революционный генерал» тем, что вместе со своим братом, премьер-министром, самовольно арестовал Главнокомандующего генерала Сахарова, возложив на него ответственность за крах армии. Как ни скептически был настроен Тягаев в отношении последнего, но подобное нарушение воинской дисциплины, заставлявшее вспомнить первые дни революционного бедлама, вызвало у него возмущение. В негодование пришёл и Каппель, немедленно выехавший на станцию Тайга, где находился арестованный Главнокомандующий. Эшелон Сахарова был оцеплен частями первой армии, вход и выход из вагонов эшелона был запрещен. Владимир Оскарович направился в вагон Пепеляева. Братья о чем-то горячо и взволнованно говорили. Анатолий Николаевич сидел за столом с расстегнутым воротником и без пояса. Молча, не говоря ни слова, Капель, всегда подтянутый и строгий к себе и своей внешности, стоя у дверей, впился глазами в «революционного генерала». Увидев его, тот надел пояс, застегнул воротник, встал из-за стола и во время пребывания Каппеля в вагоне не проронил ни слова. Владимир Оскарович предпочёл вести разговор со старшим братом.

– По чьему приказу арестован главнокомандующий фронтом? – спросил он.

– Вся Сибирь возмущена таким вопиющим преступлением, как сдача в таком виде Омска, кошмарная эвакуация и все ужасы, творящиеся на линии железной дороги повсюду! – начал объяснять министр. – Чтобы успокоить общественное мнение мы решили арестовать виновника и увезти его в Томск для предания суду…

Каппель не дал ему закончить:

– Вы, подчиненные, арестовали своего главнокомандующего? Вы даете пример войскам, и они завтра же могут арестовать и вас! У нас есть Верховный правитель и генерала Сахарова можно арестовать только по его приказу. Вы меня поняли? – резко повернувшись, не ожидая ответа, Каппель вышел из вагона.

Вечером генерал Пепеляев явился к Владимиру Оскаровичу. Он был сильно взволнован и заявил:

– Арестовать главнокомандующего можно действительно только по приказу Верховного Правителя, и мы просим вас помочь нам достать этот приказ. Владимир Оскарович, только на вас одного теперь вся надежда!

Приказ об аресте Сахарова Верховный правитель отдал, и эшелон бывшего главнокомандующего был отправлен в Иркутск. Пророчество же Каппеля оправдалось, и через несколько дней взбунтовавшиеся части генерала Пепеляева арестовали его самого.

Формально Сахаров уже не был Главнокомандующим. Ещё до этого позорного ареста адмирал отрешил его от должности. И назначил на неё – Каппеля. На станции Судженка Владимир Оскарович встретился с Верховным. Он уже долго пытался догнать его поезд: дважды прибывая на очередную станцию, узнавал, что эшелон адмирала уже покинул её. Наконец, встреча состоялась. На станции было тихо – на запасных путях стояли два-три эшелона, но ни шума, ни беготни не было, только около одного эшелона во мгле прохаживались несколько офицеров. Внезапно тишину нарушил голос адмирала:

– Скажите, а скоро приедет генерал Каппель?

Ускорив шаг, Владимир Оскарович подошел к Александру Васильевичу и приложил руку к головному убору:

– Ваше Высокопревосходительство, генерал Каппель по вашему приказанию прибыл.

Колчак протянул к нему обе руки:

– Слава Богу, наконец! – и, оглядевшись, спросил: – А где ваш конвой, Владимир Оскарович?

– Я считаю лишним иметь конвой в тылу армии и загромождать этим путь и так забитой железной дороги, – ответил Каппель.

Адмирал пригласил его в свой вагон. Их разговор длился три часа. О чём был он, Пётр Сергеевич не знал. Уже ночью Верховный правитель во френче, с белым крестом на шее, вышел провожать Каппеля. Владимир Оскарович повернулся и отдал честь. Колчак спустился на одну ступеньку, протянул ему руку и сказал тихо и взволнованно:

– Владимир Оскарович, только на вас вся надежда…

После встречи с адмиралом Каппель был неразговорчив. Сказал лишь, что советовал Колчаку быть ближе к армии, быть с армией, но тот ответил, что находится под защитой союзных флагов…

– Все не так, все не то, – мрачно повторял он.

Приняв после возвращения со станции Судженка дела штаба фронта от генерала Сахарова, Каппель включил свой эшелон в общую ленту эшелонов, и стал медленно двигаться на восток. Он часто задерживал свой поезд, чтобы поддержать живую связь с армией и находиться в непосредственной близости фронта. Каждый день, а иногда не один раз, Главнокомандующий, то в автомобиле, а чаще верхом, оставив поезд, отправлялся на передовую. В той путанице частей и обстоятельств, которые сопровождают отступление, он один знал все мелочи текущего дня, часто исправляя положение, казавшееся безнадежным. Основной его идеей стало вывести армию за рубеж, где она сможет отдохнуть и переформироваться. Для этого нужно было, прежде всего, ввести порядок в отступавшие части, научить командиров этих частей поднятию дисциплины, выработать порядок движения, по возможности сменяя арьергардные части, искоренить своеволия в отношении населения, снабжать из встречных на пути интендантских складов бойцов, думать о двигающихся с армией семьях, вдохнуть дух бодрости, чтобы отступление не обратилось в бегство, строго следить за офицерским корпусом и все это и многое другое проводить с учетом небывалых трудностей и мертвого мороза сибирской зимы.