– Как ты можешь говорить такое? – ахнул Вега, у которого сердце разрывалось от слов Шах. Все эти годы он не переставал любить ее, хотя не имел возможности сказать ей об этом, не мог ее найти.

Шах внезапно оборвала свой дикий смех и спокойным, ледяным тоном ответила:

– Кесслар пытался сломить мой дух, он изломал мое тело. Но любые раны заживают. Любые, кроме одной, той, которую ты нанес мне, разбив сердце. Такого никакому лорду-козлу было не под силу.

С этими словами Шах повернулась к лорду-акуле спиной и вышла, оставив его в полутемной комнате наедине с горящей свечой.

Покинув графа, Шах вышла за дверь. Она была в смятении. Несмотря на все, что произошло, в глубине души Шах продолжала любить Вегу, но будь она проклята, если даст ему это понять. Жизнь казалась ей ужасной: ребенок пропал, отец умер, ее собственная судьба безрадостна. Шах догадывалась, как нелегко досталось самому Веге, который был вынужден бежать из Роу-Шена, не сумев даже попрощаться с ней. Шах не сомневалась в том, что все, о чем рассказал ей Вега, – правда и что он действительно сожалеет о том, что произошло много лет назад. Но действительно ли он изменился, стал, как утверждает, совсем другим человеком? Сможет ли она вновь сблизиться с ним? Увидев сегодня Вегу, она почувствовала, как в ее сердце вновь разгорелось много лет таившееся под остывшими, казалось, углями пламя. Шах безумно хотелось обнять Вегу, прижаться к его плечу, но не время сейчас для этого, да и место неподходящее. И вообще, сначала Акула должен заслужить прощение.

Пройдя несколько шагов, Шах обернулась и вздрогнула от неожиданности, заметив в полутемном коридоре чью-то фигуру. Это был Джоджо, с которым она познакомилась в Печи. Он тоже пострадал от Кесслара.

Долгое время Джоджо помогал Шах, всегда приходил ей на помощь в самые трудные минуты. Они вместе прошли через многие испытания, и это сблизило ее с Джоджо, только это была не любовь, во всяком случае, не то чувство, которое она испытывала к Веге. Чем дальше уходила в прошлое адская жаровня Печи, тем больше остывали их чувства, хотя Шах всегда считала и будет считать Джоджо своим другом. Она подошла к Джоджо, обняла его.

– Ты испугал меня до полусмерти, Джоджо, – сказала Шах, а Джоджо погладил ее по спине. Затем они отстранились друг от друга, и леди-ястреб осмотрела Джоджо с ног до головы. – Рада видеть тебя. Боялась, что ты мог погибнуть в этом забытом Бренном месте и я уже никогда не увижу тебя.

Услышав эти слова, Джоджо слегка вздрогнул, потом на его губах появилась какая-то странная улыбка:

– Мы все очень любим тебя, Шах, и я тоже опасался, что никогда тебя не увижу.

Он взял Шах за руки, нежно сжал ее пальцы. Шах осторожно высвободила руки, и бывший работорговец неохотно отпустил их.

– Нам очень многих нужно поблагодарить за эту встречу, – сказала она. – Знаешь, я начинаю надеяться, что нам действительно удастся победить Котов.

Шах оглянулась в сторону палаты, в которой лежал Вега, затем вновь перевела взгляд на Джоджо. Он уже был в коридоре, когда она выходила за дверь. Интересно, сколько времени он простоял здесь? Неужели подслушивал?

– Ты давно здесь стоишь? – спросила она.

– Я искал тебя, – неопределенно ответил Джоджо. – Подумал, что ты, наверное, проголодалась, оставил для тебя немного еды.

– Очень мило с твоей стороны, Джоджо.

– Ты плакала, – сказал он, поднимая руку, чтобы смахнуть слезинку с щеки Шах. Она уклонилась. Джоджо посмотрел через плечо Шах на дверь, за которой лежал Вега. – Лорд-акула.

Это был не вопрос, это было утверждение.

– Да, – ответила Шах. В ее голосе чувствовалось раздражение. В поведении Джоджо было что-то странное, только Шах никак не могла понять, что именно. Внешне он выглядел совершенно спокойным, но глаз… Единственный глаз Джоджо (второго его лишил Дрю много лет назад) неотрывно, не мигая, смотрел на дверь.

– Пойдем, – продолжила Шах, которую все больше начинало тревожить состояние Джоджо, и повела его к выходу из госпиталя. – Где ты оставил для меня еду? Давай я буду есть, а ты тем временем расскажешь мне обо всем, что случилось за то время, что мы не виделись.

Джоджо наконец моргнул, словно выходя из транса. Он протянул руку вперед и сказал:

– Только после вас, миледи.

И они пошли к выходу вдоль прорезанного в толще камня коридора, оставив за своей спиной палату с лежащим в ней раненым лордом-акулой.

Сквозь рычание были слышны крики купца, умолявшего о пощаде, о милосердии, просьбы сохранить его несчастную, жалкую жизнь. Эти крики становились все громче, отчаяннее, пока внезапно не оборвались вместе с его жизнью. Трент был рад за беднягу, страдания которого на этой земле наконец закончились, и даже слегка завидовал ему. Для него самого такой быстрый конец был бы счастьем.

Этим вечером Лукас со своими Дикими Волками напал на купеческий обоз. Охрану Дикие Волки уничтожили в два счета, а убивать самого купца не спешили, с наслаждением мучили его все то время, пока Лукас рылся в захваченном обозе, как самый заурядный разбойник с большой дороги. Сейчас король сидел со своими Дикими Волками, прихлебывал из кубка отобранный у купца пенный хаггардский эль. Не успел Трент порадоваться тому, что крики купца прекратились, как послышались новые звуки, и были они ужаснее прежних.

Даже со своего места – а он был крепко привязан к колесу телеги и находился довольно далеко от места убийства – Трент услышал хруст. Это Дикие Волки раздирали на части несчастного. Когда и эта пытка закончилась, Дикие Волки разбрелись по наспех разбитому походному лагерю с кусками свежего мяса в руках, ища тихое местечко, где можно спокойно поужинать.

Трента затошнило, он перевесился через веревки, которыми был связан, но его желудок не вытолкнул из себя ровным счетом ничего, потому что был пуст, как душа короля-льва. Трент поднял голову и увидел фигуру, приближавшуюся к нему на покрытых темной клочковатой шерстью ногах. Это был Черное Сердце, он, единственный из Диких Волков, все еще хотя бы слегка походил на человека, у него на голове даже сохранились остатки засаленного головного убора, украшенного черными перьями. Перекошенная нижняя челюсть дикаря блестела от крови, казавшейся в лунном свете угольно-черной, как сама ночь. Дикий Волк с шумом втянул в себя застрявшую у него между зубов полоску кожи и рыгнул. В одной руке Черное Сердце нес большой кусок мяса с торчащей из него костью. Трента вновь затошнило.

– Не проголодался, Рыцарь Волка? – спросил омерзительный шаман.

– Проваливай, – ответил Трент и отвернулся, а дикарь тем временем присел на корточки перед ним. Трент услышал, не глядя на шамана, как тот отрывает клыками край от принесенного с собой куска мяса, как жует его и, наконец, глотает.

– Тебе надо есть, – сказал Дикий Волк.