бледное личико.

Волосы зачесаны гладенько. Шея тонкая. Плечики полупрозрачные. И вся-то такая хрупкая, невесомая, какой мне никогда не быть. Рядом с нею я остро ощущала собственную нечеловеческую природу.

Неуклюжесть.

Угловатость.

И завидовала. А что, я же живая. Я могу завидовать. Правда, давлю в себе это нехорошее чувство.

– Подойди, дитя мое, – важно произнес Змееныш.

И я подошла, вперившись взглядом в него, представляя, как он удивится, когда…

– Поклонись. – Это уже Августа сказала, сухо и раздраженно. Я аж кожей почувствовала, что нравлюсь ей не больше, чем она мне.

Руками она прикрывала выступающий живот.

Интересное дело, однако.

Чарли… сколько времени прошло? Он приехал, когда фотографию ту свадебную увидел. На фотографии живота нет. А вот когда свадьба состоялась? Не знаю. Главное, что живот заметен, но не такой большой, как у баб перед родами бывает.

Я поклонилась.

Моей головы коснулась теплая ладонь, от которой исходила Сила. И эта Сила потекла по моему телу горячей волной. Ах ты ж, сволочь!

От Силы шкура начала чесаться.

– Потерпи, дитя. Так надо. Теперь ты избранная!

Избранней некуда, чтоб вас всех, что живых, что мертвых. И главное, подрядилась ведь на поездочку! Недалече. А могла бы дома сидеть да в потолок плевать.

Я разогнулась, стараясь сдерживаться. Подумалось, что тутошние невесты ведут себя иначе. Как? Хрен его знает, но точно не начнут чесать спину о колонну, как меня подмывало.

– Исполни свой долг во имя возрождения империи!

Я приоткрыла рот, сглотнув слюну, которой вдруг стало много. И полагаю, видок у меня был соответствующий.

– Ты не переборщил, дорогой? – шепотом осведомилась Августа. – Она выглядит несколько… слишком уж…

– Отойдет, – отмахнулся Змееныш. – Милисента, ты меня слышишь?

– Слышу, – вяло ответила я.

– Понимаешь?

– Понимаю.

– Хорошо. А теперь слушай внимательно. Ты спустишься вниз, со всеми. Повтори.

Что-то не то у него с магией все же, если он со мною как с идиоткой. Но я послушно повторила: медленно, растягивая слова. И улыбнулась. Широко. Радостно.

– Умница, – восхитился Змееныш.

А то, стараюсь.

– Ты должна найти вот этого человека. – Он вытащил снимок, на котором я с удивлением узнала Орвуда. Надо же, мир тесен. – Это твой суженый.

У меня уже один имеется. Оно, конечно, Мамаша Мо говаривала, что запас карман не тянет, да, сдается мне, это не про суженых.

Но кивнула.

И уставилась на снимок. Орвуд мрачный на нем, злой. И главное, снимали недавно, по обгоревшей роже видать. Да и одежка на нем местная.

Нас искал, что ли?

Неудобно получилось, однако.

– Постарайся заговорить с ним. Увлечь. Выбери момент и дай ему зелье, которое ты получила от старшей сестры. Повтори.

Я опять повторила, вперившись взглядом в снимок. На него казалось глядеть безопаснее, чем на Змееныша. Уж больно лощеная морда его раздражала.

– Замечательно.

Меня даже за щеку ущипнули.

Идиот.

– Он проникнется к тебе любовью.

Думаю, после хорошей дозы приворотного любовью можно не то что ко мне, к козе проникнуться. Сказывали, был у нас в городе один умелец, который то ли перепутал что, то ли решил на досуге сам магией побаловаться. В общем, тоже.

Проникся.

Хотя и не к козе, а к кобыле, но та не оценила.

– Однако, Милисента, это еще не все. Ты ведь помнишь, что замужем.

Своевременно он спохватился. К замужней женщине проникаться любовью как-то неправильно, не так ли?

– И нужно разрешить это затруднение.

Я кивнула.

– К сожалению, нам не удалось найти твоего мужа. Однако мы полагаем, что он сам появится.

Полагают они.

Я так не сомневалась, что появится, если не муж, то Эдди, а скорее всего, вдвоем. Вот весело-то будет…

– Поэтому ты должна быть очень и очень внимательна. Твой муж, вероятно, использует чары, или маску, или и то, и другое.

Конечно. Он ведь не полный дурак.

– И опознать его так сразу не выйдет. Но ты ведь узнаешь его, верно?

Надеюсь.

– Узнаешь и покажешь нам.

– Как?

– Вот. – На ладони Змееныша появился маленький голубой цветок. Незабудка вроде. Хотя я в цветах совершенно не разбираюсь. – Отдай ему это. Скажи, что тебе удалось переговорить с Августой.

Та безмятежно улыбалась.

– И она желала бы оставить наш дом. Что ей известно, как выйти отсюда. И что нужно лишь дождаться, когда она сможет покинуть торжество.

А ждать наверняка придется где-нибудь в тихом месте, где меня быстро и безболезненно сделают вдовой, чтобы вручить после очередному несчастному.

Но я опять кивнула.

Цветок из металла напоминал обломок не то броши, не то подвески. Но Силы в нем не ощущалось. Зелье? Отрава? Еще что-то?

Хрен его знает.

– Вот и умница. Смотри, Милисента, я на тебя надеюсь! – Змееныш распрямился и поправил слегка сбившийся набок венец. – Мы все на тебя надеемся!

Главное, вконец не обнадейтесь.

– Иди, – сказал Змееныш.

И я пошла. Слегка покачиваясь, поскольку от чужой Силы в голове шумело, сдерживая желание почесаться и другое – прибить ублюдка.

Рано.

Терпение, Милли, терпение.

Беда лишь в том, что терпением я никогда не отличалась.

Глава 27

О выборе и новом мире

У дома стоял огромный механомобиль угольно-черного цвета. Длинный нос, сияющие хромом патрубки, что вились змеями, пара труб.

Широкие колеса.

И обтянутые бархатом кресла, установленные в ряд.

– Отец как-то озаботился транспортом, – пояснил Странник, словно извиняясь за это чудовище, что пыхало паром и грохотало. – На големах не всегда удобно, а лошади здесь не выживают.

Он набросил пропитанный алхимическим составом халат.

– Прошу, присаживайтесь.

Чарльз не заставил себя уговаривать.

Пахло деревом, огнем и алхимией. Эдди забирался осторожно, явно опасаясь разломать что-либо, но внутри оказалось довольно просторно.

Странник нацепил очки.

– Поехали, – сказал он, трогаясь с места.

Мобиль взревел, пыхнул огнем и паром. Чарльз ощутил, как заклубились, завихрились силовые потоки, расползаясь по жилам рун.

Интересная штука.

– Чертежи сохранились? – поинтересовался он, вцепившись в цилиндр обеими руками.

– Что? А… да, где-то есть… отец думал, что заинтересует многих, но здесь и ездить особо некуда… то есть те, кто могут позволить себе такой мобиль, предпочитают големов, а прочим он не по карману.

Мобиль катил мягко.

Улицы сменялись улицами. И тревога росла.

А если они опоздали? Если случилось что-то… что-то непоправимое. С Милисентой. Чарльз себе в жизни не простит.

– Обсядь. – Эдди вытащил из нагрудного кармана знакомую косточку и повертел в руках. – Все нормально.

– Откуда ты знаешь?

– Башня ведь цела. – Он пожал плечами. – Поверь, если б этот урод решил тронуть Милли, мы бы услышали.

Помолчал и добавил:

– Весь город услышал бы.

Это… не успокаивало. Совершенно.