Они подъехали к магазину старых автомобилей.

Здесь поджидал парень по имени Арройо, и, когда Ромео окликнул его, он уже был готов заниматься с Клио. Он провел их на задний двор, который был обнесен старой алюминиевой изгородью, и показал свой «аппарат». Просто цепной ворот, свисающий с ветки дуба, но он был неподдельно горд им и рассказывал о динамической настройке, о восьми датчиках вместо шести, и о Самоубийце против Супермена. Клио уже не могла его слушать, до нее не доходило ни слова. Она чувствовала такой зуд, что сходила с ума от желания почесать, но источник его был слишком глубоко под кожей, и до него не дотянуться, а этот осел все продолжал рассказывать о болтах с проушиной.

— Эй, — сказала она, — можешь ты на минуту заткнуться и подвесить меня?

Арройо пристроил очки на потной переносице. Видно было, что он был рад подчиниться.

Клио разделась до штанишек и лифчика, легла на живот, а он стал всаживать крючки в ее плоть. Крючки появлялись парами: плечи, трицепсы, запястья, бедра и голени — пока в ее теле не оказалось четырнадцать крючков. Боль была ошеломляющей. Какое-то время она старалась обмануть ее, напевая: «Черви вползают и выползают; они ползут у тебя по лицу». Но пение не помогало.

Арройо принялся вращать ворот. Клио подняло в воздух, и боль усилилась десятикратно. У нее была своя система вспышек — мощные прожекторы, которые исходили откуда-то изнутри ее, вспышками освещая мир и ее собственную жалкую жизнь, — плохая учеба, насмешки родителей, отвратные приятели, предательство Тары, ее жестокость, Тара то и Тара се, ее невыносимая и неиссякаемая любовь к Таре. Она висела горизонтально лицом вниз, крючки растягивали ей руки и ноги, и наконец почувствовала себя супергероиней, летящей сквозь боль. Она пыталась выкрикнуть что-то восторженное, но не могла произнести ни звука, изо рта потекла только струйка слюны. Арройо попытался приободрить ее.

— Просто пытайтесь плыть, — сказал он.

И тут ее вырвало. Тут что-то не то. Она понимала, что гореть в огне искр — это неправильно, и словно откуда-то издалека услышала крик Ромео: «СПУСКАЙ ЕЕ!» И снова сноп искр; наконец Ромео принял ее на руки и сказал:

— Все в порядке, Клио. Все будет хорошо. Не волнуйся, девочка, все будет отлично. Уже все хорошо. Все хорошо.

Один за другим стали вынимать крючки.

Ромео держал Клио и разговаривал с ней, пока Арройо массировал воздух над ее кожей.

Она слышала собственный стон:

— Мне очень жаль! Мне очень жаль!

Ромео обнял ее и сказал:

— Я знаю.

Он принес из машины перкодан. Пока его не было, Арройо спросил, не против ли она, если он свяжет ее и заставит испытать оргазм. Она сказала: хорошо, но только не сегодня вечером. Арройо сказал, что, конечно, не сегодня, он и не имел в виду сегодняшний вечер. Когда-нибудь в другой раз. Может, в следующий четверг?

Клио снова вывернуло.

Затем она оказалась на пассажирском сиденье в своей машине, и вел ее Ромео. Солнце опускалось за старую плантацию.

— Ты проснулась? — спросил Ромео.

— Угу.

— И как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке…

Она очутилась в захудалой комнате мотеля. Она лежала на животе, и Ромео смазывал ее раны.

Затем она стояла над туалетом, и Ромео поддерживал ее, пока ее рвало каплями зеленой желчи. Она удивлялась, что он может так крепко держать ее; должно быть, он сильнее, чем она думала. Он отнес ее обратно в постель, заботливо уложил и вытер ей лицо полотенцем.

— Знаешь что, Ромео? — сказала она. — Я могу влюбиться в тебя. И думаю, что, влюбившись, могла бы трахаться с тобой.

Некоторое время спустя она проснулась. Ромео с кем-то разговаривал по телефону. Он спорил и плакал, после чего наступило долгое молчание, и она снова уснула.

Несколько часов спустя в глаза ей ударил свет, и Ромео помог ей сесть. Дал попить. Затем положил перед Клио ее лэптоп. Она не понимала, чего он хочет.

— Ты должна кое-что написать, — сказал он. — Прежде чем забудешь.

Компьютер был открыт на странице «Мой мир».

— Включайся, — потребовал Ромео. — А затем переходи к своему дневнику.

— Нет, я слишком сонная.

— Ты должна.

Клио попыталась уснуть, но он снова разбудил ее. На этот раз у него был хриплый злой голос:

— Включайся, Клио. Мы должны спешить. Время уже близко.

Она напряглась изо всех сил, но так не смогла вспомнить пароль. Наконец, когда перестала его вспоминать, он сам пришел к ней: «Брюссель». Она стала вспоминать его букву за буквой: брукселла, но это не сработало.

— Что за брукселла? — спросил он.

— Мой щенок. У меня был брюссельский грифон. Но он умер.

— Брюссель? — сказал Ромео. Он ввел пароль, и появилась страница ее дневника. — Так, — сказал Ромео, — напиши что-нибудь.

— Я не могу.

— Тогда я напишу. Просто продиктуй мне. Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Словно плыву над Виком.

Она написал это.

— Болело? — спросил он.

— Ага.

— Сильно?

— Хуже быть не может.

Он записал и это.

— А как ты сейчас себя чувствуешь?

«Сейчас вроде лучше», — хотела сказать Клио.

Но уснула прежде, чем успела произнести хоть слово.

Когда она проснулась, Ромео продолжал писать в ее дневнике.

— Я рассказываю о твоей боли, — произнес он.

По щекам его текли слезы. Он был самым странным человеком из всех, кого она встречала. И самым добрым. Добрым, мудрым и со старой душой.

Она снова уснула, и он потряс ее.

— Клио. Просыпайся. Ты должна прийти в себя.

— Зачем?

— Все хуже, чем ты думаешь.

— Этого не может быть, — сказала Клио. — Не может быть хуже, чем я думаю.

— Всем надо, — сказал он, — чтобы ты умерла.

Клио знала, что это грустная новость, но не могла понять почему. Она была словно в тумане.

— Твоей смерти особенно хочет Тара, — сказал он. — Она нужна ей. И мы должны это сделать.

Клио смотрела на него, ничего не понимая.

— И Шон, — сказал он. Его голос был полон слез. — Твой любовник? Ему тоже нужно, чтобы ты умерла. О господи, Клио. Ты нужна ему, чтобы показать им — есть цена, за которую они все сделают. И это ты; ты — эта цена. Тут нет твоей ошибки, но такая уж тебе выпала доля. Давай займемся этим. Действовать будем быстро, чтобы скорее миновать все это. Хорошо?

ТАРА проснулась, когда Шон стал трясти ее. Все еще было темно. Он велел ей подготовиться — они отправляются в «семейную экспедицию». Больше он ничего не сообщил. Он уже разбудил маму, папу и Джейса и теперь собрал всю семью в «либерти». Цель поездки он держал в секрете. Трев собрал несколько мотоциклистов, чтобы их сопровождал конвой, который отсечет «шакалов пера», но те даже не появились. Когда Тара выехала на Ориол-стрит, улица была тиха и пустынна. Следуя указаниям Шона, она поехала на север. В течение нескольких миль «либерти» был единственной машиной на дороге — было ясно, что их никто не преследует. Так что Шон взмахом руки отослал мотоциклистов. Сбросив скорость, они развернулись.