Василиса осторожно потрогала наконечник стрелы.

– А пули где берете?

Старик постучал ногой по полу.

– Отсюда. Из земли. Тут когда-то армейское стрельбище было, электричество и вода с тех времен остались. И пули. Много их тут, прямо под ногами.

– А не опасно одному воевать? – поинтересовалась Василиса?

Хозяин хитро прищурился.

– Зачем же одному? Там за нами еще трое наблюдали. Да и сейчас без надзора не оставляют. Нет, гостей мы не боимся. Наоборот, охраняем от неприятностей. По возможности незаметно. Мы тут как партизаны, а партизанам без необходимости лучше не светиться. Не артисты и не политики. Живем тихо, никого не трогаем, пока к нам не суются.

Он с гордостью оглядел свою обитель.

– Все бы ничего, только пластика, синтетики много. Все собираюсь их природными материалами заменить, да руки не доходят.

Василиса помялась.

– Простите, мы тут всякое слышали. Про убийц, людоедов. Это правда?

Хозяин неожиданно обрадовался.

– И вы уже знаете? Это хорошо. Я сам эти слухи распускаю, чтобы поменьше сюда шастали. Значит, работает. Так чем могу помочь?

Андрей потер подбородок.

– Нам бы передохнуть, обсохнуть и на трассу выбраться.

– Нет проблем, – развел руками Николай Христофорович. – Раздевайтесь, у меня сушилка мощная. Электричество экономить не надо. А пока вещи сохнут, мы с вами перекусим. Не возражаете?

Василиса и Андрей, не сговариваясь, переглянулись и громко проглотили слюну. Они только сейчас заметили, что безумно хотят есть.

Николай Христофорович между тем, продолжал:

– Вот только с выпивкой проблема. Вчера у меня небольшой праздник был, так мы с друзьями все приговорили. Но я могу позвонить.

Он вынул из кармана трубку мобильника, но Андрей остановил его.

– Не надо, у меня есть. Мы вообще-то на похороны собирались, да не попали.

И достал из-под куртки литровую бутылку водки.

Василиса вздохнула.

– На свои похороны чуть не попали. Вам спасибо.

– За это не благодарят. Дело случая.

Николай Христофорович извлек из холодильника сыр, колбасу, сало, соленые огурцы. Кроме того, на столе в глубокой тарелке лежал десяток вареных картофелин и несколько свареных вкрутую яиц.

– Не побрезгуете?

– С какой стати?

– Ну, знаете, мы же на свалке, – признался Николай Христофорович. – Но должен вам сказать, что в магазине вы можете купить куда более просроченные продукты. Мы тут тоже не все подряд в рот тащим, разбираемся. Вот, нашлись умники, вывезли на свалку целую машину сыра. Говорят – заплесневел.

Николай Христофорович развернул сверток с сыром – не то «Рокфором», не то «Дор–блю».

– Прошу!

Хозяин разлил водку. Себе в старинную антикварную рюмку зеленого стекла, для гостей вскрыл упаковку разовых стаканчиков.

Извинился.

– Я из таких не пью, говорят – вредно. Но, думаю, за один раз с вами ничего плохого не случится.

Когда Успенский доставал водку, из его кармана выпала находка, обнаруженная им в кустах.

Василиса сразу обратила на нее внимание.

– Это же медальон Ады. Откуда он у тебя?

– Выпал у того типа, которого Николай Христофорович подстрелил, – пояснил Андрей. – А вот как он к нему попал – вопрос непростой. После смерти Ады я нашел этот медальон на полу в ее кабинете, рядом с диваном, на котором она лежала. И отдал его следователю Доронину. Ну что, и его запишем в преступники?

Василиса наморщила лоб

– Помнишь момент, когда его вырубили возле кабинета Ады, чтобы украсть ее ноутбук? Тогда же похитители запросто могли и медальон прихватить.

Астролог согласился.

Хозяин с интересом рассматривал лежавший на столе медальон.

– Любопытная у вас штучка. Разрешите поближе взглянуть?

Успенский насторожился.

– А что, вам уже приходилось видеть что-то подобное?

Старик ответил неохотно и непонятно:

– Я знал, что рано или поздно они здесь появятся. А насчет того, где я такое видел это долгая история.

Но Василиса уже почувствовала горячий след.

– А мы никуда не торопимся. Но сначала выпьем. За ваше чудесное появление!

Они выпили и принялись закусывать. Прожевав кусок колбасы, Николай Христофорович приступил к рассказу.

– Ну, хорошо, слушайте. Как я уже сказал, по профессии я историк. Когда-то я был археологом.

Глаза Василисы загорелись.

– Это же очень интересно!

Николай Христофорович невесело вздохнул.

– Интересно, но не прибыльно. Ни денег, ни чинов. За двадцать лет раскопок с трудом кандидатскую защитил и приобрел два инфаркта. Думал, на этом моя ученая карьера и закончится. Но тут случайно встретил старого институтского приятеля. Он, в отличие от меня–дурака, искал не где интересно, а где выгодно. И пока я с горем пополам ковырялся со своей кандидатской, он успел защитить докторскую и стать профессором. Работал он в Институте кризисных проблем. Тогда таких лавочек развелось – как собак нерезаных. Для начала приятель помог мне докторскую защитить. Потом я и сам профессором стал. Тема, над которой я работал в последнее время, оказалась очень интересная: «германия с момента прихода к власти национал–социалистов и до начала Великой Отечественной войны».

– А почему не Второй мировой? – поинтересовался Успенский.

Профессор отправил в рот кусок черного хлеба с лежавшей поверх него половинкой маринованного огурца и шпротой. Прожевал.

– Я считаю, что Мировая война была одна, а не две. Началась она в тысяча девятьсот четырнадцатом году, а закончилась в тысяча девятьсот сорок пятом. А внутри этих циклов были и войны, и перемирия. Столетняя война ведь тоже не сто лет подряд длилась, а с перерывами. И вот что интересно. Перед тем как это началось, все политические силы вдруг, как по заказу, резко принялись раскачивать лодку.

– Вы имеете в виду элиту?

– А что такое элита? – с жаром воскликнул профессор. – Если разобраться, это понятие прямо противоположно таким понятиям, как эволюция или естественный отбор.

– Почему? – не поняла Василиса.

– Ну, посудите сами. Сорняки – результат естественного отбора, а элитные сорта пшеницы требуют кропотливого труда по их выведению. То же касается, скажем, и пород собак или скота. Беспородные выживают и пробиваются сами, а элитные без заботы и опеки недели не протянут. А теперь обратимся к политической элите. Кто ее выводит и для чего? По каким параметрам? И, самое главное, почему любая политическая элита, в конце концов, вырождается в стадо зажравшихся скотов, оторванных от реальной жизни и выполняющих функцию, прямо противоположную первоначальной своей задаче – укреплять и сплачивать общество? Напротив, эта публика начинает жрать, как свиньи перед забоем. Они гребут под себя все, до чего могут дотянуться. Они меняют под себя законы и в итоге совершенно теряют голову. А в качестве выхода из тупика, куда загнали страну, как правило, выбирают войну. Ведь она все спишет. В нормальном обществе этого не происходит, потому что элита находится под строгим контролем народа. Там же, где народ представляет собой стадо одурманенных рабов, последствия бывают катастрофическими. И первыми в группе риска всегда оказываются правители. Тайные и, безусловно, темные закулисные силы сначала помогают им прийти к власти, потом помогают сохранить власть. И незаметно, искушая всевластием и бессмысленной роскошью, доводят до безумия. А в самый неподходящий момент предают и начинают поддерживать другую, более удобную для себя силу. Судите сами. С чего началась Первая мировая?