— А кому же она здесь неизвестна? — отвечал Уферт. — У нее был муж и двое детей. Надо ей было на несчастье заболеть; призвали Вариуса, и он стал бывать. Дама была красивая, понравилась ему. Он сумел сделаться необходимым в доме, прикинулся влюбленным. Муж долго был в отсутствии, Вариус этим воспользовался. Полковник узнал все по возвращении; он забрал детей и разъехался с женою. Доктор Вариус должен был на ней жениться, но несколько лет откладывал, а потом обманул, по обыкновению. Женщина эта была страстная, вспыльчивая и, боясь скандала, удерживала его при себе. Это, впрочем, одна из многих его историй, может быть, менее страшных и трагических; не спрашивайте меня о других, я не хочу и говорить. Довольно!

— Однако, — сказал Мечислав, — этот человек… этот человек был для меня благодетелем.

— Из расчета, — заметил Уферт, — я этому верю и не удивляюсь. Видите ли, я бедный человек, живу трудом, порой питаюсь одним хлебом, а, однако, не приблизился бы к нему, несмотря на все его богатства, потому что он грязен. Он мне двоюродный брат, но я стыжусь этого.

— Почтеннейший пан Уферт, — прервал Мечислав, — все это никак не может вместиться у меня в голове. Вероятно, у вас в сердце таится какое-нибудь неудовольствие, и может, быть, оно невольно пробивается наружу.

Уферт пристально посмотрел на молодого человека.

— Увы, нет, — сказал он. — В молодости, когда я знал его хуже, я несколько раз обращался к нему за помощью и сознаюсь — он мне отказал; но меня это не отталкивало. Я оставался бы ему братом, если бы он был достоин иметь брата; но он никогда не может иметь родных, потому что у него черствое сердце эгоиста. Он не любил даже свою мать. Да простит ему Бог. Я на него не сержусь, но пренебрегаю, как грязью.

Мечислав встал, ибо не знал, что отвечать, а эта яркая картина, нарисованная так простодушно, глубоко запала ему в душу.

— Подождите, — сказал хозяин, — не спешите, мы побеседуем. Вы бедны?

— Мы сироты и бедны, — отвечал Мечислав. — Но я уже доктор и надеюсь иметь кусок хлеба.

— Доктор? Это плохо, — возразил Уферт. — Если поссоритесь с ним, он найдет средство вредить вам, а Вариус неумолим. Как же вы познакомились с ним?

— В университете.

— А сестра?

— Видела его у меня.

Столяр замолчал, опустил голову и задумался.

— Дали ему слово? — спросил он наконец.

— Сестра дала слово, не зная ни о чем, да и как же девушка могла бы узнать что-нибудь подобное? Мы здесь чужие, потому что росли в деревне.

— И никто вас не предостерег? — сказал Уферт. — Странно! А он так ловко маскировался. Кто же вас прислал сюда?

— Мне сказали, что вы его родственник.

— К несчастью! Желал бы им не быть. А что же вам говорили о старом глупом Уферте?

— Что вы человек честный и правдивый.

— Что клеит плохие фортепиано, роется в книгах и философствует, вместо того чтоб заниматься столярством, неправда ли? Все это была бы истина. Гм! — прибавил он. — Не кстати послали вас ко мне. Вы нашли чудака… Людям и вам кажется, что как бедняк я могу ненавидеть богатого брата и как чудак могу иметь предубеждение… значит, то, что я вам сказал, вы можете впоследствии иначе перетолковать. Но идите к людям, расспрашивайте, прислушивайтесь… Мне совесть, да, совесть велела говорить так. У меня часто не бывает дров и ни гроша денег, но совесть есть, и это все, чем Господь Бог наделил меня.

Больше не о чем было спрашивать. Мечислав пожал руку столяру.

— Благодарю вас, — сказал он.

— Не за что, — сказал Уферт, — я предпочел бы утешить, нежели опечалить. Ступайте с Богом, а сестры не отдавайте, иначе погубите ее.

В ушах Мечислава еще звучали слова Уферта, когда молодой человек шел домой, боясь разговора с сестрой и не зная еще, как поступить ему. Он не понимал Людвики, не мог объяснить себе ее поведения, сознавал, что рассказать об услышанном не будет в состоянии и потому решился зайти к пани Серафиме, чувствуя, что она может ему помочь. Он рассчитывал застать ее одну.

Действительно, у вдовы никого не было, и она сидела за книгой. Она поздоровалась с ним, как бы смутившись немного от неожиданного посещения.

— Я, может быть, мешаю? — спросил Мечислав.

— Вы? Никогда! Я всегда вам рада… мы так редко видимся.

— О, на этот раз не знаю, будете ли вы мне рады, — сказал Мечислав. — Я пришел поделиться с вами большим горем. Я возвращаюсь с поисков; ходил собирать более точные сведения о Вариусе. Говорят, он гнусный человек. Не знаю, что делать. По-видимому все, что о нем говорят, справедливо.

— Увы, справедливо, — прервала пани Серафима. — Я не понимаю Люси. Я ей все это говорила, рассказывала даже историю с полковницей, которая так скоропостижно умерла сегодня после лекарства доктора Вариуса, но ничто не помогало. Она мне отвечала: "Сознайтесь, что кто дал раз свое слово, тот должен сдержать его". Я опровергала ее, говоря, что слово было дано, когда в действительности не знали человека, но она возразила, что должно было прежде знать, с кем предстояло иметь дело, а если поспешила не основательно, то и должна поплатиться. Но это все софизмы, тут есть какой-нибудь другой повод.

— Не хочет ли она отделаться от Мартиньяна? — спросил Мечислав.

— Не знаю, тайна какая-то, а так как у Люси много характера и энергии, то трудно будет убедить ее и пересилить.

— Какая тягостная роль для меня! — прошептал Мечислав. Он стоял, задумавшись, у стола со шляпой в руках.

— Подождите, не уезжайте, — отозвалась пани Серафима, — через несколько минут увидите старую знакомую.

— Кого? — спросил, не догадываясь, молодой человек.

— Какой же вы недогадливый! Я жду Адольфину Драминскую, которая сегодня приехала вместе с мужем.

— Поэтому-то я и не хочу вам мешать и должен удалиться как можно скорее. Люся одна, мне необходимо с нею переговорить. Я приду позже.

— Придете?

— С сестрой, если она будет в состоянии выйти.

Мечислав поклонился и, скрывая волнение, спешил к дверям, как на самом пороге раздалось восклицание. Он увидел входящую Адольфину.

— Вы узнали меня? — спросила она.

— Почему же я не узнал бы вас?

— Не правда ли, я постарела? Но и вы также как будто побледнели. Как? Вы уезжаете? Мы сходимся только на пороге! Когда же увидимся?

— Я хотела задержать его для вас, но он спешит к Люсе, — отозвалась хозяйка.

— Не от меня ли он уходит? — сказала, засмеявшись, пани Драминская.

Мечислав стоял в смущении. Глаза их встретились; взгляды словно