— Прости, Сергей. Я… ну вот такая я! Ты мне и, правда, нужен. Ни кто другой, а только ты. Вот и решила всеми средствами тебя к себе притянуть, — сказала Аня, размазывая тушь с ресниц. — Но и она быстро согласилась. Меня это и удивило.

А вот это уже интересно. Хотя, может быть очередной игрой Красновой. Всё равно, пока с Вещевой не поговоришь или не напишешь ей письмо, ничего не поймёшь.

— Ладно. Что сделано, то сделано. Отцу привет большой передавай и больше не делай глупостей, — обошёл я Аню по дуге и полез в кабину.

— Серёжа, подожди! — воскликнула она, и я резко дёрнулся в сторону, побоявшись снова попасть в объятия этой сумасшедшей женщины.

Вот что ещё ей надо? Пускай радуется, что так просто её решил отпустить.

— Ань, у меня время ограничено. Тебе тоже пора на самолёт, — кивнул я в сторону Ту-134, который стоял на центральной стоянке.

— Может… есть что-нибудь, что я могла бы для тебя сделать? Я могу на твою карьеру повлиять, — начала она предлагать мне «золотые горы».

— Ооо, началось! — воскликнул я и полез по лестнице наверх.

— Это правда! Разве не ради этого служат — большие звёзды, награды, положение? — крикнула мне Аня. — Чего молчишь, Родин? Что тебе нужно?

Краснова перешла уже на крик. Дубок даже подбежал к ней и попытался успокоить, предложив конфету. На удивление, это помогло. Вот она сила доброты и теплоты, исходящих от такого человека, как Елисеевич.

— Мне, правда, от тебя ничего не нужно, — спокойно сказал я, спрыгнув на бетон. — А вот ему, моим товарищам, ребятам на перевале и пограничных заставах, всем тем, кто в Афгане нужна правда. Если всех, кто здесь воюют, будут признавать как ветеранов, как защитников, как воинов, а не интернационалистов, тогда я буду доволен. И не только я.

— Что мне нужно сделать? — спокойно сказала Аня.

— Достучись, если сможешь до руководителей наверху. Пускай перестанут погибших хоронить втихую. Пускай перестанут рассказывать сказки на совещаниях, что нам здесь легко и ничего не нужно. Пускай… уважение проявят к солдатам и офицерам. Мы здесь приказ Родины выполняем, а не чеки зарабатываем, — ответил я, натянув вторую перчатку, и отдал Ане конфету, что мне передал Дубок. — На дорожку тебе.

Больше я внимания на Краснову не обратил. В кабине все мысли об этих разговорах по поводу отношений с Аней и Ольгой улетучились.

— Готов, 216-й? — запросил меня Валера, чей самолёт стоял рядом.

Обнаружив его весёлую физиономию и поднятый им большой палец вверх, я ответил ему тем же.

— Готов.

— Окаб, добрый день! 217-й, парой с 216 м к запуску готов, — запросил Валера у руководителя полётами.

— Окаб ответил, 217-й. Добрый! Ждём напарника вашего.

Ждать пришлось весьма долго. Самолёты нашего полка один за другим запускались, но никто пока не выруливал. Ани уже и след простыл. Ту-134, на котором она должна была улететь, тоже запускался. Видимо, первым отправят пассажирский самолёт, а нас вдогонку.

Я уже и фонарь открыл, поскольку солнышко припекало сильно. Перчатки постепенно заполнялись влагой моего пота, а сам я потел как в сауне. Дубок уже мне и водички подносил, чтобы я мог немного промочить горло.

Наконец, порулил «Туполь», и руководитель полётами дал команду всем самолётам запускаться. Запросился на запуск и экипаж Садовникова и Меницкого под позывным 218.

— Окаб, 217-й, группой готов вырулить, — запросил Валера, после наших с Садовниковым докладов о готовности.

— 217-й, выруливайте влево.

Наши товарищи на интервале в 30 секунд резво взлетали, уходя правым разворотом на Запад. Наша очередь подошла после пары Мендель-Барсов.

Разрешение на взлёт и два МиГ-21 устремились по полосе. Заправка у всех полная, поэтому отрыв от бетона практически с крайней плиты. Температура и разреженный воздух тоже оказывали своё влияние.

— Давай втроём на полосу. Поместимся, — подсказал в эфир Садовников, выруливавший перед нами.

Их с Меницкий борт прорулил по полосе вперёд, оставив нам с Валерой место позади себя.

— Хватит полосы? — спросил Гаврюк, понимая, что Садовников отнимает у себя почти 200–300 метров разбега, если учесть расстояние от самого торца полосы.

— Сейчас и проверим, — спокойно вышел в эфир уже Меницкий. — Окаб, 218-й, группой взлёт, — запросил он.

— 218-й, разрешил, — слегка неуверенно вышел в эфир руководитель полётами.

Им со стороны видно очень хорошо, что наши друзья-испытатели оставили себе предельную длину разбега. Без какого-либо запаса.

— Обороты… максимал! — сказал в эфир Меницкий. — Форсаж! Паашли!

Немного я запоздал с началом разбега. Скорость росла не так быстро, как хотелось бы. Позади уже и центр полосы остался, а мы ещё колесо носовое не подняли.

— Подъём! — скомандовал Меницкий, и все синхронно подняли носовое колесо. — Скорость отрыва. Отрыв!

Надо же! И полосы ещё достаточно осталось. Вижу, как самолёт испытателей выходит вперёд.

— Занимаем 6000. 217-й, вам 7000, — сказал в эфир Валерий Евгеньевич.

— Понял, — подтвердил Гаврюк.

— Окаб, 218-й, отход вправо по заданию. Связь по направлению доложу.

— 218-й, понял вас, — ответил Меницкому руководитель полётами Баграма.

Полёт очень долго проходит над самыми высокими вершинами западной части Гиндукуша. Смотрю вниз и совершенно не вижу под собой хоть какого-нибудь ровного участка земли. Всюду горы!

Прошли уже и Бамиан, где ещё так и не навели порядок правительственные войска. Видны притоки реки Герируд, уходящие всё дальше к иранской границе.

— 217-й, 218-му, — запросил у Валеры Меницкий, который летел в нескольких километрах впереди и ниже нас.

— Ответил.

— Контролируйте топливо. Скоро начнём снижаться. У меня экономичнее двигатель, чем у вас, — сказал Валерий Евгеньевич.

— Понял, 218.

Дорога, которая соединяет Кабул и Герат, была очень важна для правительства. Но оппозиционные силы постоянно совершали нападения на колонны, не давая снабжать восточные районы. Пожалуй, важнее была только дорога через Саланг.

— 217-й 218-му, приготовиться к снижению. Мы на 500 метров истинной пойдём, вы на 1500.

— Понял.

— Паашли!

Быстро начали снижаться. Видимо, есть необходимость пройти в районе Чагхчарана — крупного города, в котором сходится несколько дорог, в том числе одна из них ведёт на Лашкаргах, где есть наша авиационная группа.

Заняли необходимую высоту, но тут же экипаж испытателей исчез в плотной дымке, заполонившей ущелья.

— 218-й, контроль связи, — запросил Валера.

— Слышу хорошо, — ответил нам уже Садовников. — Иду по ущелью, вижу небольшие скопления духов.

Так мы и двигались постепенно к границе. Сама линия разграничения между Афганистаном и Ираном состоит из небольших отрезков. Прерывается она двумя «клювами» в виде солёных озёр Намакзар и Патерган.

— Остаток, 217-й, — запросил Меницкий, когда мы пролетели Герат.

— 1000, — сказал я.

— 1200, — доложил в эфир Валера.

— Понял. Вы на 7000, мы идём со снижением. Как приняли? — спросил Меницкий, начиная снижаться под нами по спирали.

— Принял, 218-й.

С такой высоты уже и не определишь, что происходит внизу. Мы с Валерой встали в 40 километрах от границы, чтобы быть как можно ближе к предполагаемому месту базы