– Вы чудовище, хауптман, – пробормотал он, обозревая залитый кровью и засыпанный клочьями бумаги пол. – И я очень надеюсь увидеть, как вы пойдете вслед за своими мертвецами в самую жаркую адскую топку. Как вы можете обвинять меня?

– Я говорил вам, оберст. Предупреждал, что надо обезглавить всех мертвецов, которых нашли после штурма. Без разбора на своих и чужих. Вы ведь не сделали этого. Похоронили их как есть… Нелепая забота о мертвых телах. Как иронично, ведь именно нас, тоттмейстеров, обвиняют в бессмысленной жестокости по отношению к мертвым. Вам, должно быть, казалось, что вы милосердны. Но цену вашему милосердию сегодня заплатили люди. Живые люди, которым пришлось столкнуться с озверевшими драуграми…

– Я не позволю увечить павших солдат!

– Тогда за это придется заплатить живым. Как сегодня.

– Вы пойдете под трибунал, хауптман.

– Вы это уже говорили. Но мне кажется, что этот вариант вас не устроит. У меня под началом две сотни мертвецов, господин оберст. И каждый из них будет сражаться до конца, могу вас в этом заверить. Прежде чем ваш полк успеет опомниться, я сокращу его вполовину. Начав прямо отсюда. Как насчет еще одной небольшой сделки с собственной совестью, господин оберст? Готовы купить еще немного ощущения собственной правоты, заплатив чужими жизнями?

– Вы станете убивать германских солдат? – Оберст испытующе взглянул на тоттмейстера. Не испуганный, но напряженный до того предела, когда нервы звенят, как излишне сильно натянутая на заграждениях колючая проволока.

– Я стану убивать всякого, кто попытается убить меня. Старый жизненный принцип. Но мне придется признать, что этот вариант меня не очень устраивает. Как и вас. Я не хочу становиться изменником. Даже с учетом того, что командующий французскими войсками, несомненно, сочтет меня важным военнопленным. А вы, надо думать, не хотите терять остатки своего полка и собственную голову в придачу.

– Я офицер и буду выполнять свой долг, – отчеканил фон Мердер. Звучало это достаточно убедительно. И не пустой похвальбой.

– Именно поэтому вам придется пойти на компромисс.

– С вами? Исключено! Ни за что! Прикажите меня расстрелять, но с вами я дела иметь не буду!

– Хорошо. – Тоттмейстер Бергер безразлично пожал плечами. – Если не со мной, то хотя бы с ним…

Несколько секунд тишины, короткое движение кисти… Дирк догадывался, что увидит. Но зрелище поднимающегося фельдфебеля все равно заставило его испытать короткий приступ отвращения. «Относитесь к этому спокойнее, унтер, – раздался в его голове голос мейстера, гипнотизирующий своим спокойствием. – Вам доводилось видеть и не такое. А мне надо немного проучить этого мерзавца… Не хочу, чтобы из-за его гонора пострадали люди».

Фельдфебель поднялся на полусогнутых ногах. Дирк с облегчением убедился в том, что тот утратил сознание – глаза глядели мутно и непонимающе, лицо замерло восковой маской. Из искаженного рта донося негромкий протяжный хрип. Мертвец, опираясь об окровавленный стол остатками руки, пытался принять вертикальное положение. Хорошо был слышен скрежет его мертвых пальцев. Несколько картечин, отклонившись от траектории основного заряда, зацепили его скулу, порвав тонкую кожу. Оттого на лице мертвеца зияла неровная, окаймленная багрянцем ухмылка.

Кого-то из офицеров вырвало. Может, оттого, что мертвец поскользнулся на собственных внутренностях, которые усеяли пол. Еще один штабист попытался выскочить из блиндажа, но был остановлен стальной рукой Мертвого Майора. К счастью, достать оружие никто не пытался. «Так уж мы устроены, – подумал Дирк, не в силах отвернуться от отвратительной пантомимы, – хватаемся за оружие, когда ощущаем страх, но стоит появиться кошмару, самому ужасному и отвратительному видению из всех, что можно представить, и в нас остается только звериное, инстинктивное, гонящее прочь. Никто не хочет сражаться со своим самым ужасным страхом».

– Бросьте свои фокусы! – отрывисто крикнул фон Мердер, и его голос задребезжал, как надколотая тарелка полковых литавр.

Рот мертвого фельдфебеля вдруг приоткрылся.

– Вы сказали, что не хотите иметь с тоттмейстером дела, – прохрипел голос покойника, удивительно низкий для юношеского лица и тонких усов, – поэтому говорить с вами буду я. И лучше бы вам послушать, господин оберст, что говорит этот человек. Мы, мертвецы, здесь не по своей воле. Мы давно отвоевали свое. Нас устраивает тишина кладбищ и покой склепов. Не тоттмейстеры призвали нас на эту войну. Вы призвали нас, оберст. Вы и такие, как вы. Призвали под знамена мертвецов, чтобы те защищали живых. Потому что без нас вы никто. Мертвецы спасают вас и не требуют за это благодарности. Мы нужны вам. Нужны живым людям с теплой кровью, чтобы они не разливали эту кровь на всем протяжении от Берлина до Лондона и Парижа. Вы призвали нас, вырвали из чертогов вечной тишины. Отправили на свою войну. Вы.

Безотчетным движением оберст попытался вытащить пистолет, но мертвец не дал ему этого сделать. Неожиданно быстрым шагом оказался совсем рядом. И вдруг навис над фон Мердером, опершись свисающими руками о его плечи, заглядывая в лицо. Внутренности тащились за ним по полу клубком извивающихся змей. Золотой офицерский галун оберста оказался заляпан багрово-черной жижей.

– Давай договоримся с тобой, оберст… Как живой с мертвецом. Не трогай нас, не мешай нам. Сделай вид, что нас вовсе нет. Нам с тобой нечего делить, мы слишком различны. Единственное, что нас связывает, – общий враг. Оставь нас в покое, оберст. И мы поможем тебе, когда будет необходимость. Мертвецы могут быть благодарными. Но попробуй только перейти нам дорогу… – фельдфебель заскрежетал зубами, изо рта потекла слюна со сгустками свежей крови, пачкая лацканы мундира фон Мердера, – и ты пожалеешь об этом, живой человек. Ужасно пожалеешь. Забудь про трибунал, забудь про свои личные обиды. Нам, видевшим лицо самой Госпожи, нет дела до твоих амбиций и желаний. Нам не нужны друзья, у мертвецов их нет. Но нам не нужны и лишние враги. Как тебе этого договор, живой человек? Принимаешь ли ты его условия?

Фон Мердер попытался отпихнуть мертвеца, стиснувшего его в объятиях, но его силы не шли ни в какое сравнение с новой силой фельдфебеля. И отчего-то никто из штабных не спешил прийти ему на помощь.

– Хватит, – выдавил он, задыхаясь, – заберите эту гадость от меня! Хауптман!

– Что? – холодно спросил тоттмейстер Бергер. – Не хочу мешать вашему уговору.

– Согласен… Пусть… пусть так. Убирайтесь! Вы и ваши мертвецы!

Тоттмейстер Бергер нарочито отчетливо козырнул – и труп фельдфебеля в ту же секунду рухнул на пол, такой же безжизненный, как обряженный в мундир манекен. Слышно было только, как затылок ударился о доски пола. Фон Мердер с отвращением попытался стереть пятна крови со своего мундира. Но у него не особенно получалось, слишком уж дрожали пальцы.

– Договор, господин оберст, – тоттмейстер Бергер смотрел на него все так же спокойно, – договор с мертвецом имеет особую силу. Не пытайтесь его нарушить. Мы условились о восстановлении статус-кво, если не ошибаюсь. «Веселые Висельники» остаются рядом с вами до тех пор, пока ставка не отдаст мне иной приказ. Может, это случится завтра. А может, через месяц. В любом случае вам стоит привыкнуть к нашему соседству. Кто знает, сколько ваших людей запишется в Чумной Легион после следующей атаки?.. Конвой, построение. Возвращаемся. И на тот случай, господа, если кто-то решит выстрелить нам в спину, сообщаю: мертвецы очень, очень не любят тех, кто нарушает договор.