– Сейчас узнаешь, не торопись. Ты же хочешь, чтобы мужчины в твоем семействе, не воюя, остались живы?

– Конечно, хочу! Что за глупый вопрос.

– Глуп ты сам и тебе подобные. Понятно? Нет? Тогда слушай: почему русский солдат, возвращения которого из армии ждут любящие родители, должен умереть здесь, защищая твою землю, тебя и твоих сыновей? Вы, я смотрю, жар чужими руками хотите загрести. Извините, дураков больше нет. Если ты дерьмо, с тобой поступят соответственно. Мы должны продержаться хотя бы два дня, пока какая-нибудь держава не поспеет к нам на помощь и не остановит бойню. Но прежде прольется много осетинской крови, ох как много…

Вокруг делалось тихо. Фома, припертый к канатам, пытался прикурить, но неудачно. Шепча проклятия в адрес грузин, он сплевывал сигарету и совсем стушевывался. Пророк, то бишь Буго, торжествовал. Но недолго. Он прислушивался, затем, щурясь, смотрел поверх наших голов и тоскливо говорил:

– Опять авиация свиней барражирует небо… Ведомый и ведущий…

– Что же делать? – спрашивал кто-то.

– Как что? – удивлялся Буго. – Все уже давным-давно придумано. И не вашими тупыми мозгами думает человечество. Мы провозгласили республику, так? Будьте добры тогда покупать танки, «Тунгуски», зенитные установки С-200, как это делают абхазы.

Пророчества Буго я слушал каждый божий день в течение пяти лет, если не больше, и привык к ним. Сегодня мне хотелось спросить его: «Что будет дальше?» Но его мобильный был выключен или находился вне зоны действия сети.

Телефон вибрирует. Это Стас. Замираю на месте. Оглядываюсь. Фога, высокий бритоголовый качок в гражданке, с которым я познакомился недавно, делает мне знаки рукой и входит в ворота РОВД. За ним остальные в камуфляже. А я стою в двух шагах от перекрестка, между раздолбанным зданием РОВД и городским банком. Может, зайти и набить свой десантный ранец баблом? Но в сейфах наверняка уже пусто. Да и зачем сейчас деньги? И автомат ни к чему. Вот от гранатомета я бы не отказался.

– Алло, – говорю.

– Как ты там? – спрашивает Стас. – Мы в Цее провели акцию мира.

– Благодарю, конечно, но это как мертвому припарки.

– Не говори так. У тебя точно никаких вариантов выбраться оттуда?

– Я пытаюсь.

– Брось геройствовать. Ты свое уже отвоевал. Твои рассказы у меня из рук вырывают и читают по очереди.

– Сейчас меня это меньше всего волнует.

– Весь наш форум болеет за вас душой. Мы тебе номер бесплатный в гостинице выбили. Слышишь, маньяк? Тут и бассейн есть…

– Стас, у меня к тебе просьба. Оля приедет во Владик одиннадцатого. На войне всякое случается. – Вытираю мокрые глаза. – Мы планировали с ней отдохнуть в Цее еще месяц назад, и она радовалась этому как ребенок. Короче, если я не приеду одиннадцатого… Тогда тебе ее встречать на вокзале.

– Не беспокойся, все будет.

Связь прерывается, воображение рисует мой изуродованный труп на асфальте. Надо мной стоит какой-нибудь Тамаз или Гела и для верности, а может, для того чтобы почувствовать себя мужчиной, добивает меня из М-16. Картина до того реальная, что я трясу головой. Нет, в самом деле – за железной будкой на тротуаре лежит труп. Я вижу только верхнюю половину в натовской форме и недоумеваю, куда подевалось все остальное. Спотыкаюсь об ногу. Должно быть, его. Стою над останками бедолаги. Гляжу по сторонам. Ни души. Грузин или наш? Сейчас посмотрим. В нагрудных карманах пусто. Уже успели обшмонать. Рядом валяется нож с черной рукояткой. Загадываю: если с первого раза воткну его вон в то дерево – выживу. Смерил расстояние взглядом. Четыре шага, может, пять. Метнул. Промазал. Мне крышка. Сейчас соскочу с рельсов. Засмеюсь, забьюсь в истерике. Я морочу Оле голову. Отсюда мне живым не выбраться. В этом я уверен на все сто. А она, бедная, приедет во Владик, на перроне вместо меня будет стоять Стас. Скажет, что меня… Ну уж нет. Так просто я не дам себя убить. Боже, спаси меня грешного! Может быть, я лживый сукин сын, убийца, но не Гарун, бежавший быстрее лани… как там дальше? «Быстрей, чем заяц от орла, бежал от страха с поля брани…» Что за ерунда лезет в голову.

Огибаю здание РОВД со стороны улицы Сталина и вхожу в пробитые осколками двери. В воздухе пыль, вместо потолка огромная дыра, на полу куски от стен.

Ребята сидят на деревянных ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, и слушают бородатого. Он взглянул на меня, чихнул и продолжил.

– Представляете, подвал, битком набитый вооруженными людьми, охваченными страхом… Разговор идет о том, чтобы сдаться в плен. Уже искали белую тряпку, и вдруг над нами шаги и грузинская речь. Меня пригвоздило к полу, я перестал дышать. Такой тишины не было бы и в пустом подвале. Не знаю, сколько было грузин, но мысль оказать им сопротивление никому не пришла в голову. И это было самое страшное. Моя бабка грузинка, и я понимал, о чем они говорили. Один из них орал: «Сада харт осебо ткуени деда?![45] Должно быть, эти вояки наклали в штаны и попрятались в норах, как крысы! Сейчас проверю подвал!» Остальные смеялись над ним и уговаривали не делать этого, там могут быть мины. Но тот не послушал и стал спускаться вниз по ступенькам. Он как будто давил ногами мое сердце. И тут, на наше счастье, кто-то открыл по ним огонь. Грузины заметались и, отстреливаясь, выбежали из здания. Это было спасение. Я подождал минут пять и выбрался наружу. Перемахнул через забор и, прячась…

Фога полез в карман за мобильником, поднес его к уху и замер, глядя на мыски своих кроссовок.

– Алло. – Его хмурое лицо прояснилось. – Это точно? Вот молодцы! Кто-кто? Баранкевич? Ты смотри, а я думал, он тоже сбежал. Ну ладно, давай, а то батарейка садится. Удачи вам.

Мы сгорали от любопытства.

– Ну? – не выдержал бородач.

– Малолетки подбили два танка у Совпрофа, – сказал Фога. – И Баранкевич еще один, на вокзале.

Мы все обрадовались и закурили.

– Мне не терпится раздобыть гранатомет, – сказал бородач, – и сжечь хотя бы один.

– Два, – возразил все это время молчавший парнишка с родимым пятном во всю щеку. – Моего отца грузины убили в девяносто втором. Будет обидно, если свиньи убьют и меня, а я ни одного из них. От отца мне достались вот этот автомат и РПГ.

– И где гранатомет? – оживился Фога. – Этот, что на мне, разовый.

– Дома, на Привокзальной, – ответил пацан. – Я ночевал у дяди на другом берегу и не знаю даже, живы ли мать с бабкой.

Наверху скрипнула половица: на втором этаже кто-то был. Щелкнули предохранители, лязгнул затвор.

– Эй! – раздался сверху мальчишеский голос. – Не стреляйте!

Парнишка лет шестнадцати спускался по лестнице. На нем были красные адидасовские штаны и черная футболка, козырек темной кепки скрывал его смуглое лицо. На плече у него висел М-16.