пятящейся назад тени, — И это будет их личный выбор. В самом наличие этого выбора и заключается Свобода.

Больше ничего ответить мне Глас Цитадели не успел. Концентрированная тень распалась на десятки более мелких, которые бросились врассыпную в разные стороны нематериального плана, но все было бесполезно.

Я последовательно освободил каждого из Эсперов от связи с Цитаделью. И чем меньше их оставалось, тем более тусклым был свет окружающего пространства.

С исчезновением последнего Эспера вокруг осталась лишь тьма. Пустота. Лишившись хозяев, отсюда ушла и вся накопленная эфирная энергия. Она по инерции полилась по энергетической сетке Веера, которая доживала свои последние дни.

По моим расчетам ровно через двадцать три дня подпитка Веера прекратится и только тогда все его жители осознают, что произошло.

В одном Глас Цитадели был прав. Миры Веера плотно связали судьбу местных людей и эфириалов. Настолько плотно, что стали их общим домом, в котором им теперь предстоит научиться сосуществовать вместе. Или продолжать воевать.

Отныне они сами смогут решать, что делать. Цитадели больше нет, и никто не будет искусственно взращивать новый эфириалов-убийц и бесконечно подпитывать вражду и ненависть.

Жители Веера вольны сами искать свой путь.

Однако те эфириалы, слепки которых Цитадель столетиями закидывала по своим маршрутам в тысячи безвинных миров там не рождались. Посланным с целью уничтожения им там не место.

И с дарованной мне силой я очищу и верну Свободу в каждый из этих миров. Иначе не заслуживаю той Силы, которую мне доверила судьба.

Которую мне доверил Мин.

Эпилог

— Мама, мама!! — рассек пространство звонкий детский голосок.

Высокая светловолосая женщина в строгом пальто обернулась с теплой улыбкой. Ее длинные локоны развевались на удивительно сильном прохладном осеннем ветру.

— Смотри как я могу! — возбужденно воскликнул темноволосый мальчуган и начал кружиться как волчок.

Потоки ветра послушно подчинились воле ребенка и вокруг него образовался бурный серебристый поток. Он крутился в такт движениям мальчонки, разнося его задорный хохот по пустым рядам старого кладбища.

Желтые и красные листья слетали с дорожек и надгробий, вплетались в образовавшийся искусственный вихрь, украшая его словно разноцветные игрушки новогоднюю ель.

— Потрясающе, — с нескрываемой гордостью в голосе отозвалась женщина и призывно протянула руку.

Мальчик неохотно отпустил контроль над ветром и с тяжелым вздохом взял маму за руку.

Каждый год наступал этот день.

День, когда мать отменяла все дела и везла сына на закрытое частное кладбище на севере столицы. По какой-то причине, в этот день мальчонке особенно легко удавалось «разговаривать» с ветром, но тем не менее, он никогда не любил этот день.

Ведь мама неизменно в него грустила. Да, ее лицо озаряла теплая улыбка, но именно в этот день ее улыбка никогда не была настоящей. За ней чуткий ребенок чувствовал бесконечную грусть и боль матери, хоть и не до конца понимал ее причину.

Каждый год в этот день мальчонка отчаянно пытался развеселить маму, отогнать ее грусть, но за шесть лет ему ни разу этого не удалось.

И каждый раз кульминация этой грусти на самом родном и дорогом для ребенка лице его мамы происходила в тот момент, когда они останавливались рядом с черной мраморной плитой, украшенной причудливыми рисунками птицы и именем героя, памятник которого стоит посреди столицы.

В этот осенний день вокруг того памятника собираются сотни тысяч людей. Они празднуют, гуляют и веселятся. По всем городам проходят парады и праздничный салют.

Однако вместо того, чтобы поехать в центр города и радоваться со всеми, мама приезжает сюда к безликой мраморной плите и грустно смотрит на молодое лицо героя, изображенного на ней.

— Если ты опять заплачешь, я больше не буду показывать тебе чему меня научил деда Сережа! — вырвал руку мальчик, исподлобья наблюдая как мама опускает к плите букет красных цветов.

Грусть сковала его грудь так сильно, что мальчишка и сам не заметил, как вокруг него вновь образовался вихрь. На этот раз втрое больше, чем предыдущий. Мальчик даже перестал дышать, боясь потерять концентрацию. Настолько мощного магического плетения у него до сих пор ни разу не получалось!

В следующий раз, когда приснится отец он обязательно ему об этом расскажет!

— А ты делаешь успехи, мелкий, — раздался голос появившегося из пустоты невысокого парнишки в черном худи и цветастых кроссовках.

Отвлекшись, ребенок тут же потерял концентрацию, вихрь рассыпался и мальчонка смерил обидчика грозным взглядом.

— Я не мелкий! — обиженно вскрикнул он и сжал свои маленькие кулачки.

— Перестанешь быть мелким, когда перерастешь меня, — с легкой усмешкой ответил парнишка и потрепал ребенка по волосам.

— Ой, нашел тоже планку, братишка-коротышка, — хихикнула неподалеку молодая девушка в кожаной куртке и с красным мотоциклетным шлемом в руке.

— Сколько раз я просил звать меня Алекс? — возмутился парнишка.

— Сколько раз я тебе отвечала, что буду звать своего приемного братца как захочу? — вторила ему девушка с легким оскалом.

— Алена прекращай, — вздохнул властный голос и к мраморной плите неспешно подошел статный мужчина в дорогом костюме.

— Хорошо, папа, — легко согласилась девушка, отвернулась и, так чтобы отец не видел, вынула из внутреннего кармана широкую красную палочку с намалеванным от руки словом «точно ибанет» и протянула ребенку, — это тебе.

— Подарок! — восторженно загорелись глаза у мальчика, — Спасибо, тетя Алена! — в сердцах воскликнул он и потянулся к красной палочке.

— Гы… тетя Алена… — не сдержал смешок Алекс и тут же получил крепкий подзатыльник.

— А ты навечно останешься без подарков если еще хоть раз меня так назовешь! — погрозила пальчиком девушка, и только дождавшись отчаянных согласных кивков головой передала ребенку подарок.

— А что это такое? — задумчиво покручивая палочку в руках, спросил мальчишка и потянулся к торчащей черной ниточке.

Алена тут же подскочила к любопытному ребенку и прошептала ему на ухо:

— Это магический фейерверк…

— УРА МАГИЧЕСКИЙ ФЕЙЕРВЕРК!!! — тут же радостно воскликнул мальчуган и на Алену уставился осуждающий строгий взгляд отца.

— Ну что⁈ — замахала руками девушка, — сегодня же праздник! Да и фейерверк слабенький…

— А что значит «ибанет»? — наконец прочитав надпись на подарке спросил мальчик.

Алена тут же закрыла ему рот ладошкой, улыбнулась и невинно похлопала глазками.

— Нуу… Ань, можно мы пойдем?

— Куда? — строго отозвался Сергей Соколов, сдвинув брови.

— Так запустим… подарок, — вклинился в защиту младшего поколения Алекс, — аккуратненько… вон на той поляне.

— Ладно, — заметив молчаливое согласие во взгляде Анны ответил Сергей Соколов, — под твою ответственность, Алекс!

— Бл… — едва не вырвалось у парнишки, но ему вовремя заткнула рот шустрая Алена и все трое стремительно удалились в сторону свободной поляны неподалеку.

Сергей Соколов проводил радостную процессию молодежи взглядом и повернулся к молчаливо наблюдающей за всем происходящим красивой женщине.

— Прости за этот шум, — тактично извинился князь Соколов, снимая шляпу.

— Все в порядке, Сергей Леонтьевич, — с натянутой улыбкой отозвалась Анна, — последнее время он все реже видится с семьей.

— Темпы пробуждения дара опять ускорились? — обеспокоенно спросил Сергей Соколов.

— Да… но он говорил, что так будет, — ответила Анна, слегка опустив взгляд, — что это нормально.

— Он мог ошибаться.

— Артем никогда не ошибался, — убежденно заявила Зверева и грустно улыбнулась, глядя на мраморную плиту.

— Пока не погиб, защищая планету, — не сдержался Сергей Соколов, за что удостоился гневного взгляда.

В мгновение ока его окутал яростный жар, от которого даже дышать стало невозможно. Но, спустя пару секунд, предостерегающий жар исчез, оставив после себя только тлеющие уголки ткани на пиджаке.

— Артем жив, — убежденно заявила Анна, — я с ним разговаривала. Мин тоже с ним разговаривал.

— Ты опять начинаешь… — тяжело вздохнул князь Соколов, — поверь, я бы больше всех на свете хотел, чтобы ты была права, но нельзя жить прошлым. Нужно продолжать жить дальше. Ради себя, ради ребенка. Ладно ты взрослая… но пудрить ребенку голову. Придавать простым снам такое значение в его возрасте опасно…

— Артем жив, — твердо повторила Анна, — и, если в это верю лишь я одна… плевать, пусть будет так. Однажды он вернется ко мне и своему сыну, которому он дал имя находясь бесконечно далеко отсюда. Он обещал мне, а вы прекрасно знаете, Сергей Леонтьевич,