Датч продолжал мчаться за кошкой со всех ног, в то время как я выполнила «Сидеть» как хорошая собака.

– Датч! Нельзя! – крикнул ему Гэвин.

Кошка вдруг замерла, глядя на приближающегося к ней Датча. Я думала, что она сейчас выгнет спину и когтями полоснет Датча по носу, но вместо этого она бросилась к ближайшему дереву, прыгнула на его ствол, взлетела по нему вверх и оказалась в ветвях, словно белка.

Я думала, Большая Киска – это единственная кошка, которая умеет лазать по деревьям, потому что никогда раньше не видела, чтобы на деревья взбирались другие кошки. Датч был озадачен еще больше, чем я, – он подбежал к дереву, уперся в него своими передними лапами, посмотрел вверх и залаял.

Я была хорошей собакой и выполняла «Не Лай».

– Пойдем, Белла, ты хорошая собака, – похвалил меня Гэвин, но не дал мне лакомства, хотя их у него на поясе был целый пакет.

Датч неотрывно смотрел на кошку, а она – на него.

– Датч! Ко мне! – крикнул Гэвин.

Датч посмотрел на нас бешеными глазами, словно забыв обо всем, кроме охоты.

– Ко мне, Датч! – повторил Гэвин.

И тут выражение морды Датча изменилось. Его уши опустились, глаза сузились, он явно что-то прикидывал в уме.

– Датч! – повторил Гэвин, и в тоне его зазвучало предостережение.

Датч повернулся к нам спиной и пошел прочь. Он вел себя как плохая собака!

– Ко мне, Датч! Ко мне! – крикнул Гэвин.

Датч перешел с шага на бег и понесся прочь.

Мы с Гэвином вернулись к дому бегом, тут же сели в машину, и я устроилась на переднем сиденье. Гэвин опустил вниз стекло моего окна, и я высунула наружу голову, упиваясь разнообразием запахов.

Окно Гэвина было открыто полностью.

– Датч! Датч! – звал он.

Мы ездили по улицам то туда, то сюда. Я не понимала, в чем суть этой игры. Иногда мы явно ехали по следу Датча, а иногда его следы вели в обратную сторону. Гэвин был расстроен.

– Я знаю, что ты никогда вот так не убежишь от меня, Белла, – сказал он мне. Я завиляла хвостом.

Я выполняла «Не Лай», но Гэвин был так встревожен, а Датч вел себя как такая плохая собака, что, когда мы опять напали на его след, я не выдержала и залаяла из окна. Гэвин остановил машину, и мы увидели Датча, трусящего между домами!

– Вот ты и попался! – торжествующе сказал Гэвин. Машина резко свернула за угол, и меня прижало к спинке сиденья.

Датч трусил впереди, за ним по земле волочился его поводок. Он бежал, низко склонив голову и опустив хвост, и я сразу же поняла, в чем дело: он делал свою собственную версию «Иди Домой». Он пытался вернуться в тот темный дом с сандвичем на стуле и мужчиной в толстых жестких брюках.

Гэвин подъехал к Датчу, и тот резко поднял голову, учуяв меня.

– Датч! – строго сказал Гэвин.

Машина остановилась. Датч припал к самой земле, кончик его хвоста заходил ходуном, глаза часто заморгали. Гэвин вылез из машины.

– Ко мне, Датч, – тихо скомандовал он.

Датч почти пополз к нему, явно чувствуя себя самой плохой из всех собак.

– Теперь я твой папочка, Датч. Ты меня понимаешь? – Гэвин опустился на колени и обнял Датча. – Твой дом больше не там. Теперь твой дом с нами. Ты, я, Тэйлор и Белла – мы все одна семья.

Он держал Датча в объятиях и укачивал его, и я поняла, что он делает.

Гэвин дарил Датчу успокоение.

* * *

В следующие несколько дней Гэвин уделял нам с Датчем много внимания, часто давал нам лакомства, часто обнимал, и я чувствовала, что грусть Датча медленно-медленно, понемножку проходит.

– Думаю, он начинает привыкать к мысли о том, что теперь он наш, – сказал мне Гэвин, держа у лица телефон. – У меня создалось такое впечатление, что, вернувшись со мной в машину, он сделал свой выбор. Теперь это наши собаки, Тэйлор, наши и в радости, и в горе. – Гэвин немного помолчал, потом усмехнулся: – Ладно, ладно, просто посмотри на это с другой стороны – если они действительно вытрут ворс с дивана, ты сможешь купить новый, и тогда тебе, вероятно, захочется приобрести еще и новые стулья, и новый журнальный столик. Только не делай вид, будто такая перспектива тебя не радует! – Он снова ненадолго замолчал, почесывая ногами Датча, который лежал, растянувшись, на другом конце дивана. Датч довольно вздохнул.

– Да, конечно. Насчет нашей поездки в Китай. Я тут над этим думал, и кажется кое-что пришло мне в голову. Но прежде чем я изложу тебе свое предложение, обещай мне отнестись к нему непредвзято. В общем, так. – Гэвин сделал глубокий вдох и выдох. – Что ты скажешь насчет Сильвии?

Гэвин долго-долго молчал, потом заговорил со мной снова.

– Да, конечно, я со всем этим согласен. Но разве у нас есть выбор? Я не могу пойти на то, чтобы оставить их в гостинице для собак на целые полгода. – Он опять ненадолго замолчал. – Погоди, погоди, неужели ты всерьез возражаешь против того, чтобы оставить собак у моей мамули только потому, что тебе не по вкусу убранство ее дома? – Гэвин рассмеялся. – О, видел бы ты берлогу этого типа Кёрша! У него перед домом было полно всякого хлама: там валялись снегоход, газонокосилка и один бог знает, что еще, а в самом доме он развел такой свинарник! Вот-вот. Ну, до жестокого обращения с животным это недотягивало, но находилось где-то близко. Ладно, понял. Да, я пытаюсь забыть эту помойку. Ну, так как тебе мое предложение? Да, это, конечно, не идеальный вариант, но нам нужен не идеал, а практичность. Спасибо, Тэйлор. Я позвоню маме завтра. Гэвин положил телефон на диван, и я зевнула.

– Знаете, друзья, – сказал он нам, – у вас скоро начнется весьма интересная жизнь.

* * *

Несколько дней спустя, после того как Тэйлор вернулся домой со своим чемоданом, он и Гэвин посадили нас в машину, и мы отправились в долгую-долгую поездку. Мы ехали так долго, что и мне, и Датчу надоело принюхиваться к ветру за окнами, и тогда мужчины подняли стекла, а мы с Датчем легли на заднее сиденье, кое-как растянувшись друг на друге.

Но спустя некоторое время я снова села, внезапно осознав, что в воздухе произошла важная перемена. С тех самых пор, как люди начали увозить меня прочь от Лукаса, я продолжала чувствовать не только его самого, но и чуяла особое сочетание запахов того места, где мы жили, запахов моего города. Это сочетание запахов витало в воздухе, и я могла отличить его от других запахов, от того, как пахли другие города. Но куда бы мы ни ехали, сейчас мы находились так далеко от моего города, что его запахи слабели, слабели, и в конце концов я перестала их ощущать.

Я утратила запах моего дома.

Воздух был сух и пылен, я чуяла запахи каких-то больших животных и открытой воды – и больше ничего. Я не знала, сумею ли я теперь выполнить «Иди Домой».