Знаешь, Дневник…

Это было здорово, но, похоже, нам пора прощаться. Я уже неделями не писала тут ни единого слова, и что-то непохоже, что в ближайшее время у меня снова появится такая возможность.

Понимаешь, когда бы в последнее время я бы ни потянулась за своим ноутбуком, мои действия немедленно пресекает один роскошный, сексуально озабоченный мужик с квадратной челюстью и ямочкой на подбородке. Он выглядит и пахнет, как Кен. Давай назовем этого прекрасного незнакомца мубошир. Я-то знаю, что он не может быть моим Кеном, потому что он делает такие вещи, которые мой старый мубот не мог даже произнести.

У него харизма и контроль, как у порнозвезды. Он дерет волосы, шлепает, кусает и доминирует, даже если сам снизу. Скакать на муботе было все равно что насиловать труп, но, когда я оказываюсь верхом на мубошире, мне приходится вцепляться в изголовье до белых костяшек, чтобы вынести то, что я от него получаю. Не то чтобы я так уж часто оказывалась сверху. Меня загоняют в полубессознательное состояние в душе, на лестнице, на диване, на полу в кладовке, на кухонной стойке, так что я лежу на животе, обхватив ногами его за талию и скрестив лодыжки у него за спиной.

И это работает без осечек. Я беру компьютер – меня трахают. Я снова беру компьютер – и меня трахают в четырех разных позициях в трех разных комнатах.

Я была вынуждена дождаться, пока этот мубошир уснет, чтобы прокрасться сюда на цыпочках и написать это! Дневник, у меня невероятный секс! Невозможный! Я бы сказала, страстный.

Страстный! Я сейчас заплачу!

Десять долгих лет я ждала и мечтала, чтобы Кен схватил меня за бедра и вонзился в меня сзади с такой силой и скоростью, чтобы наши тела хлопали друг об друга, и это звучало бы, как несмолкающая овация.

Я прошла по всем пяти стадиям горя и обратно в попытке принять тот факт, что мои дни в роли девы, которую насилует захвативший ее викинг в дамском романе, остались позади. И вот она я, вся здесь, и мою киску на регулярной основе стирает в пыль тот же человек, что неподвижно лежал возле меня все эти долгие годы.

В этом нет никакого смысла! Вот сегодня я кончила так интенсивно, что на несколько секунд провалилась в мягкий, теплый посторгазмический сон, и только потом поняла, к своему стыду, что Кен терпеливо ждал, пока я очнусь, чтобы он тоже мог закончить.

Дневник, меня затрахали до потери сознания!

Я должна быть в восторге! Я должна стереть тебя с лица земли и притворяться, что тебя никогда не существовало! Я должна проводить каждую свободную от детей минуту с ногами, закинутыми за уши, и с цепью, соединяющей мои соски, зажатой у Кена в зубах.

Но я не могу заставить себя перестать. Страстный секс был только одной из моих целей. А как насчет комплиментов? А мое милое прозвище? Моя миссия не выполнена даже наполовину, а как ты уже, наверно, догадался, я ничего не бросаю на полпути. Если уж жопа, то полная.

И, черт побери, Дневник. Я все еще хочу, чтобы Кен сделал эту татуировку!

14 июня

Дорогой Дневник.

Я сегодня написала стих. Я назвала его «Позорный хокку».

Предупреждение: Это типа слезодавилка.

Ну, это же буквально чертова шекспировская трагедия, а?

Я сочинила его в машине, пока мы с Кеном мотались по делам, и решила прочесть его ему, как битник, пристукивая в такт по панели, как по паре тамтамов. Но Кен только закатил глаза и ничего не ответил.

Вообще ничего, Дневник!

Я тут изливаю ему свое сердце и душу посредством таинственного старинного искусства хокку, а ему даже не хватает совести заметить всю мою боль!

Надо было назвать его «2349 Причина, Почему Кен Козел».

Думаю, пришло время применить тяжелую артиллерию. Если Подсознательная Супружеская Библиотерапия, эротика экс-бойфрендов, прямые намеки и красота поэзии так и не вдохновили Кена на чернила, у меня не остается другого выбора. Я собираюсь применить старейший и самый мощный способ воздействия, известный человечеству (после фенциклидина, конечно) – внушение старших товарищей.

Привет, братья Александер.

21 июня

Кен со школьных времен дружит с Девоном и Эйтаном Александер (это те братья, что так зажигали на вечеринке Суперкубка у Джейсона). Все трое негативно влияют друг на друга минимум двадцать лет, так что я решила, что если кто и может заставить Кена принять ужасное решение, то только эта парочка.

Несколько лет назад братья Александер, которые всегда были самовлюбленными, перебрались в Калифорнию делать бизнес. Эйтан, младший, превратился в LA Aleksander. Он стал худым, загорелым, и у него теперь еще больше маек-алкоголичек и пластиковых очков без диоптрий, чем раньше. А Девон, ровесник Кена, стал Голливудской версией – метр семьдесят, полные дерьма.

Когда бы братья Александер ни появились в окрестности – что теперь, когда они стали большими «продюсерами» (безработные создатели разных пирамидообразных схем, у которых всегда найдется какая-нибудь юная дурочка с квартирой, мечтающая стать актрисой и верящая, что именно они сделают из нее звезду) у себя в Калифорнии, бывает нечасто, – Кен всегда немного расслабляется. То есть он, конечно, не начинает пить, курить или еще что такое, но, по крайней мере, перестает ложиться спать так рано.

И вот в прошлую среду Кен позвонил мне по пути с работы и сказал, что братья приехали сюда, чтобы отметить тридцатилетие Эйтана, так что он собирается встретиться с ребятами в баре и отпраздновать.

– Конечно, – сказала я. – Развлекайтесь, мальчики.

«А я останусь дома, приготовлю ужин, вымою посуду, выкупаю и уложу твоих детей, и напьюсь», – сказала я сама себе.

Это было нечестно. Кен – абсолютный интроверт. Почему он должен гулять и развлекаться, когда совершенно очевидно, что социальный любитель выпить у нас – я? Мне так хотелось выйти, опрокинуть несколько рюмок виски и поболтать на тему того, как «убиваются» Эйтан с Девоном в своем «рабстве» в Лос-Анджелесе.

Но, увы, искать няню было слишком поздно, а Кен позвонил уже практически из бара. Ну и, как обычно, я осталась на Острове Двух Маленьких Детей даже без спасительной шлюпки.

А потом, когда я по локоть погрузилась в мытье посуды, запищал мой телефон.