Уже в середине июня Палей приезжает в табор Мазепы под Паволочью и сопровождает его в дальнейшем походе на запад. Время проходило в беседах, банкетах и попойках. Иван Степанович вел себя как радушный и щедрый хозяин и в то же время писал Головину: Палей «беспрестанно пьян, и день и ночь, не видал я его трезвым. Я стараюсь обратить его против Любомирских… но он… все только отговаривается то болезнью, то другими предлогами»[454]. Напившись, Палей открыто ругал Гетманщину и гетмана, все больше убеждая Мазепу в своей нелояльности. Между тем поляки засыпали Ивана Степановича жалобами на подчиненных Палея, продолжавших погромы в различных регионах Правобережья.

Согласовав это решение с Головиным, Мазепа намеревался отправить Палея в Москву, но тот почувствовал неладное и отказался ехать. Гетман красочно изображал обстановку в своем очередном донесении адмиралу: «Вот уже шестой день сидит Палей у меня в обозе. Он беспросыпно пьян, кажется, уже пропил последний ум, какой у него оставался. Это человек без совести и гультяйство у себя держит такое же, каков сам: не знают они над собой ни царской, ни королевской власти и всегда только к грабежам и разбоям рвутся. Сам Палей даже не помнит, что говорит. Я предложил ему ехать в Москву, он отказался. Я через несколько дней стал упрекать его за это, а он мне сказал, что ничего не помнит, потому что был тогда пьян»[455].

Тогда в конце июля под Бердичевом Мазепа арестовал Палея и 28-го числа отправил его в Батурин, где тот содержался в качестве пленника[456]. В народной памяти это событие осталось запечатленным в целом ряде вариаций казацких дум на тему «Мазепа и Палей», в которых Палей приезжает на банкет к гетману и тот его там арестовывает. Симпатии авторов при этом, несмотря на признание факта «пьянства» Палея, были исключительно на стороне фастовского полковника[457].

В универсале к жителям Фастова Мазепа назначил полковником на место Палея Михайло Омельянченко. Самое удивительное, что арест «народного героя» никаких бунтов против Мазепы не вызвал. Наоборот, Самусь, Шпак, 3. Искра, Танский (зять Палея) и другие лидеры Правобережья перешли на его сторону и признали гетманскую власть Мазепы. Без всякой борьбы Мазепу признала и Белая Церковь.

В августе Головин изложил Мазепе секретную волю Петра, чтобы Белая Церковь оставалась под российским контролем[458]. А 12 сентября Головин передал Мазепе распоряжение о конфискации имущества Палея. Это было выполнено в октябре. Среди десятков сабель, кунтушей и соболиных шуб не нашлось места ни единой книге[459].

Петр распорядился также, чтобы в Белой Церкви немедленно заменили старые медные пушки на современные чугунные из Киева[460]. Это, безусловно, должно было убедить Мазепу в серьезности планов Петра относительно дальнейшей судьбы Правобережной Украины.

Между тем гетман по-прежнему официально находился в этом регионе по приглашению польского короля с целью расправы над сторонниками шведов и унятия бунтов. Поэтому к Августу направили посланцев с вопросом, как поступать дальше. Король просил прислать к нему 30 тысяч казаков, а самому гетману предлагал расположиться в имениях Любомирского в наказание за их неверность. Мазепа поступил по-другому, отправив только 10 тысяч во главе с Мировичем.

В декабре Головин разрешил разместить палеевских казаков по квартирам в воеводстве Киевском. Мазепе надлежало принять решение, где расположить польские войска Любомирского — «чтобы было пристойнее и к целости Украины»[461]. Титул Мазепы, гетмана «обоих берегов», все больше приобретал реальные очертания.

Закончив все эти распоряжения, в конце октября гетман вернулся в Батурин.

Какую позицию занимали российские власти в отношении Правобережья? Как ни удивительно, ответ на этот вопрос историками не дан. Безусловно, Мазепа не мог самостоятельно принимать решение о распространении своей власти на правом берегу. Для этого он должен был иметь тайное согласие Петра. Вплоть до критического 1707 года российские власти будут придерживаться именно такого сценария развития событий: распространение гетманской власти на Правобережье в условиях гражданских войн в Речи Посполитой. Территория Украины рассматривалась Петром как плацдарм для будущей войны с Турцией. К тому же было очень полезно лишить поляков возможности вмешиваться в украинские дела и провоцировать конфликты с Крымом.

Получив тайный карт-бланш, Мазепа с большим энтузиазмом строил планы новой Гетманщины — в тех границах, какие она достигала во времена Богдана Хмельницкого. Он сохраняет ту полковую организацию, которая еще существовала со старых времен, и добавляет новые территориальные подразделения: Белоцерковский, Богуславский, Корсунский, Чигиринский, Уманский, Брацлавский, Черкасский, Каневский полки[462]. Генеральный есаул Гамалия был назначен в Белую Церковь, которой предстояло стать столицей нового края. Возможно, Иван Степанович даже планировал и более блестящую судьбу для этого города, который был расположен по соседству с фамильным гнездом Мазеп — Колединских. Можно не сомневаться, что престарелая, но еще весьма энергичная мать гетмана Мария Магдалена благословила это начинание сына.

А за дело он взялся с присущим ему размахом. Как истинный сын эпохи украинского барокко, Мазепа придавал большое значение внешним атрибутам и символам. Поэтому еще в 1701 году он начинает «духовную» экспансию на Правобережье, в регион, остававшийся пустым по решениям Вечного мира, но чрезвычайно важный и священный для любого казака. С подачи гетмана была восстановлена кафедра епископа Переяславского, которую занял Захарий Корнилович, близкий друг Мазепы. Восстановленная кафедра сразу же получила большие земельные пожалования «по обоих сторон Днепра»[463]. Следующим этапом гетман восстановил стоявший десятилетиями заброшенный правобережный Трехтемировский монастырь — место, где еще в XVI веке начиналось реестровое казачество и где находилась первая официальная резиденция гетмана. Универсалом Мазепы монастырь этот был теперь включен в Переяславскую епископию, и Захарию Корниловичу было поручено заняться его восстановлением[464]. Наряду с воссозданием Чигиринского полка, возрождение Трехтемирова было истинно знаковым событием для украинского казачества вообще и правобережного в частности.