Улыбнувшись, я откинул капюшон и, протянув руку для видимости эффекта, слегка заморозил ему спинную жидкость. Угрозы тут же сменились на вопли боли, и он всё-таки упал на землю.

– Граф, вы ведь понимаете, что я проделал такой большой путь не для того, чтобы выслушивать ваши оскорбления, – я подошёл и вернул ему устойчивое положение, – поэтому просто подпишите, и вы свободны.

Ума у него, может, и не было, но чувство самосохранения работало на отлично.

– Поклянитесь словом дворянина, что отпустите меня!

– Клянусь своей дворянской честью, что отпущу вас и не буду чинить дальнейших препятствий, – легко дал я обещание.

– Развяжите мне руки, – он пошевелился, показывая взглядом на связанные за спиной руки.

Я подошёл и, вытащив шпагу, аккуратно разрезал верёвку, стараясь не порезать ему кожу. Он оценил жест и, дождавшись, когда я принесу письменные принадлежности, поставил свою визу на проекте, а также на рисунках Валентайна, что не возражает против экспериментального решения графа де Берзе построить дома в кредит для граждан столицы, лишившихся крова из-за пожара.

– Всё! – он посмотрел на меня исподлобья и тут же отвернулся, когда я заметил выражение лютой злобы в его взгляде. я не сомневался, что стоит ему только попасть во дворец, как все его подписи станут не более чем рисунками чернил на бумаге, но я и не собирался давать ему такую возможность. Посмотрев, что всё в порядке, я разрезал ему верёвку на ногах и отдал шпагу. Он, застёгивая поясной ремень, всё ещё поглядывал на меня с вопросительным выражением, словно не веря в то, что я его просто отпущу.

– Я верен своему слову, вы свободны, граф, – я пожал плечами и отвернулся, надеясь, что он нападёт на меня со спины.

Судя по шороху листьев, он если что и планировал, то передумал, увидев мою магию, так что шорох прекратился и затем удаляющиеся шаги в сторону дороги доказали его сообразительность.

Когда я собрался и вывел свою лошадь, его тело лежало на дороге, маленький кристалл льда, попавший в сердце, прервал его жизнь, и я нисколько не переживал о данном слове. Понятие чести я мог применять только к достойным людям, а граф им точно не был. Подложить ребёнка под короля, только чтобы стать фаворитом, – не лучшая его рекомендация в этой жизни.

Забрав кошелёк и драгоценности с тела, я, сняв с него одежду и сапоги, стал переодеваться в одежду мертвеца, хоть она и была мне слегка велика, после этого осталось спрятать труп, да так, чтобы его не нашли. Если пропажу слуг ещё можно будет как-то списать на случай, то его тело не должны были обнаружить, и мне пришлось постараться, чтобы его закопать.

Дальше я планировал под видом графа, в его одежде, плаще и на седле с вензелями въехать в город, устроив на воротах скандал, чтобы стража меня обязательно запомнила, а потом сесть в ожидающую меня карету и переодеться, избавившись от одежды. Графа должны были видеть въехавшим в город, но пропавшим без вести после этого. Такую сложную комбинацию пришлось осуществить только с одной целью – я ещё сам не знал, буду или нет показывать эти бумаги королю, склоняясь к тому, чтобы показывать их только заинтересованным чиновникам, чтобы видели, что я выполнил его волю. Правда, если его величество пожелает, то конечно, показать придётся, и вот тут я собирался рассказать, что подписал документ, встретившись с графом после его приезда в город, это подтвердят и стражники на воротах, и все будут искать его в городе, но никак не на дороге.

Кассий ждал меня в условленном месте, так что не составило труда слезть с лошади и исчезнуть в карете. Карлик должен был избавиться от седла, пока я переодеваюсь, так что время для отдыха у меня было. К тому же заботливый слуга оставил мне две корзинки, в одной из которых лежала лёгкая закуска в виде сыра, вяленого мяса и овощей, а в другой – две бутылки вина. Причём я его об этом не просил, он сам догадался и сделал, что, конечно, только добавило ему моего расположения.

Избавиться от вещей я решил сам, не доверяя никому, ведь их наличие будет слишком сильной уликой против выстроенной мной линии повествования, так что я планировал избавиться от них, выкинув с камнем в море, как раз нужно было проверить, как идут дела на пристани.

* * *

– Высочайшим повелением графу де Берзе присваивается титул почётного гражданина города Эйвора за неоценимый вклад в развитие и процветание нашей любимой столицы. Да здравствует король!! Да здравствует граф!! – герольд зычным голосом прокричал указ, а я, стоя на помосте, ласково всем вокруг улыбался и пытался успокоить беснующуюся толпу.

Насколько я был популярен у себя в квартале, не шло ни в какое сравнение с тем, когда мы с принцессой после окончания строительства стали принимать погорельцев и подписывать договора аренды жилья. Многие из них сетовали, что ежемесячная цена съёма высока, но едва они увидели дома, как тут же всяческие разговоры прекращались – люди, просто замерев, несколько минут стояли неподвижно, не веря, что подобная красота достанется им в личное пользование, пусть и на момент съема, но ведь договора предусматривали досрочный выкуп, что только добавляло привлекательности новому жилью. Нет, я не могу сказать, что все жители решили вернуться на прежние места, были и такие, которые отказались возвращаться, мотивируя свои отказы тем, что слишком дорого будет жить в новом жилье, но вот для меня в их отказе не было вообще никаких напрягов, стройные ряды каменных домов и широких каменных же мостовых привлекали к себе взоры зажиточных людей из соседних кварталов, теснящихся кто в чём, так что, когда к нам стали приходить с просьбами поселиться в тех домах, которые пустовали, я сразу же дал разрешение, и вскоре в кварталах не осталось ни одного свободного дома! На жителей новых каменных домов посматривали с легкой завистью, ведь у них кроме рынка появился свой небольшой пост стражи, который усиливал северный.

То, с каким усердием стража в новеньких доспехах и со сверкающим оружием стала наводить везде порядок, встретило ожесточённое сопротивление банд города. На отряды стражи пытались нападать, пытались усложнить им жизнь, делая массовые налёты на горожан. Стража на это ответила тотальным террором – любой, кто попадался им на преступлении, без суда, сразу подвергался наказанию. Руки и головы преступников разбивались налево и направо, а новый символ стражи – деревянная киянка – вскоре появился как элемент декора на одеждах тех стражников, которые входили в посты с надписью на входе «Мы на страже». Никто не понимал, откуда они узнают о тайных местах залегания местных преступников или делают засады именно в тех местах, куда только собирались делать налёты преступники. Бандитам казалось, что стража предугадывает их ходы, что конечно же заставило многих выдвинуться из своих насиженных мест в другие кварталы, сталкиваясь и там с патрулями со знакомой до боли эмблемой на одеждах.

Город захлестнула волна насилия, но насилия со стороны закона, когда никто из преступников не мог почувствовать себя в безопасности. Самое странное было в том, что и среди лейтенантов преступного мира, которые сами давно не ходили на грабежи и убийства, также произошла большая смертность – их находили заколотыми в собственных домах или логовах, о существовании которых мало кто знал, уж точно стража не могла ни от кого узнать подобного. Всё это только подливало масла в огонь, и часть банд переместилась в единственный квартал, где на плащах стражи не было символов инструмента строителей. Вот там преступность возросла в разы, отрываясь на простых гражданах и даже дворянах и мстя за обиды, нанесённые им в родных местах, бандиты зверствовали так, что жестокость преступлений в этих местах стала обыденным делом. Иногда труповозки по утрам были битком полны, ведь кроме того, что гибли простые горожане, так ещё такая скученность банд в одном из не самых больших районов привела к тому, что началась война за переделы сфер влияния, а также контроль территорий. Бандитов было много – места мало, так что кто-то неизбежно умирал, освобождая место более сильному.