– Довольно! Сделай так, чтобы ее не было, – резко перебил Азас. – Кто из нас главный колдун, ты или я? Твоя власть не стоит медяка, если ты не можешь удержать свою же свору!

Может, он и заработал уважение царя неприступностью, но за годы Газван научился чувствовать, когда пора отступать. Прежде владыка грохнул бы рукой по столу и рявкнул, и это значило бы, что для себя он все решил. Теперь Азас лишь подался вперед, стиснув костлявые, по-детски крохотные кулаки.

– Как прикажете, лучезарный, – помедлив, согласился Первый. – Крови не будет.

– Я знал, что ты это скажешь…

Тонкие губы повелителя растянулись не то в улыбке, не то в гримасе. Царь Царей откинулся обратно на подушки, словно враз лишившись сил.

И это то, из-за чего… нет. Ради таких бесед не встречаются без охраны с главным врагом. И Первый не ошибся.

– Есть и еще кое-что… – наконец проговорил Азас.

Царь Царей шумно выдохнул и, отвернувшись, уставился в пространство – туда, где за Районом Садов, за заливом, в жарком мареве над кварталом иноземцев дрожал силуэт Караккской башни. Повелитель пожевал губами, нахмурился, но выдавил немногим больше, чем в первый раз:

– Не о жрецах и не треклятых праздниках. Обо мне.

– Вы имеете в виду наших целителей? – решил помочь чародей, но узурпатор вздрогнул.

– Нет. Боги! Разумеется, нет. Я беспокоюсь о сыне.

«Берегись!» – напомнил себе Газван. Азас мог выглядеть дряхлым стариком, но это был тот же человек, что благословил резню, а после говорил о неуправляемом гневе толпы.

– С мальчиком что-то случилось?

– С ним… все хорошо, – проговорил Царь Царей. – Если боги будут милостивы, он станет почти взрослым, когда наденет маску. Это его тринадцатое лето. В любом случае… даже если немощь сведет меня в костер… с ним все будет хорошо, – повторил он. – Я хочу поговорить о его обучении.

На сей раз Азас не стал томить чародея и выложил:

– Мне нужно, чтобы его образованием занялся маг.

Нет, мир не перевернулся с ног на голову – хотя на долю мгновения именно это почудилось Газвану. Целую вечность на балконе царила странная, пугающая тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра, да еще движением газовых занавесей. Вездесущий, исходящий отовсюду шепот листьев смеялся над растерянностью чародея.

– Разжевал? – насмешливо спросил Азас.

– Разжевал. Но будь я проклят, если что-то понял!

Царь Царей вновь отвернулся, разглядывая раскинувшееся за Районом Садов море.

– А тебе не нужно понимать. Ты же не ждешь, что я буду объясняться колдуну? – Владыка бросил на мага быстрый взгляд. – Считай, что я хочу узнать врага в лицо.

Щелк… щелк… Четки были сделаны из отшлифованного граната, и в свете полуденного солнца казались застывшими каплями крови.

Газван бы дорого заплатил, чтобы узнать, что творится на душе у владыки. Он даже рискнул бы и проник в сознание Азаса, если бы не знал, что это невозможно. Он сам – и поколения Первых до него – вкладывали силу в талисманы, которые столько же поколений царей носили, не снимая.

На мгновение Газван подумал, что в семье узурпатора проснулся Дар. Яйца Шеххана, вот это была бы насмешка судьбы! Но нет, о малыше Ианаде двор знал все, и тринадцать лет – уже слишком поздно. Что это, ловушка, как полагал Ханнан? Завидев последний костер, Азас решился искупить грехи?

Нет. Узурпатор так же ненавидел, а еще более – презирал Дар и его носителей.

Все эти годы, кажется, целую бездну лет – Первого подмывало спросить прямо и без уловок: за что царь так ополчился на магов? Должно быть что-то еще, какая-то разумная причина. Что-то кроме религии и воспитания. Давняя потеря или, может, детский страх… Казалось, если бы они поговорили – нет, им уже не примириться, но, по крайней мере, они бы друг друга поняли.

Газван уже решился и набрал в грудь воздуха, когда в дверь покоев постучали.

– Ну что? Так – понятно? – отрывисто спросил Царь Царей.

– Более чем.

– Тогда вот мои условия, – Азас говорил быстро, тяжело опершись на перила, словно боялся, что уже этого не скажет. – Никто не должен знать. Я поставил в известность, кого нужно, и если я что узнаю о тебе… а я узнаю… в Круге найдутся колдуны и помоложе. Ты понимаешь, что твои же псы меня поддержат.

Да, Газван понимал. Это оставалось тайной лишь для магов из удаленных обителей, таких, как Ханнан.

– Второе. Через пять дней ты подашь список подходящих колдунов, простого рождения, но не голодранцев. Не пострадавших от войны. Я увижу каждого и можешь поверить, я вызнаю их подноготную.

– Не сомневаюсь.

Губы владыки сложились в кривую усмешку.

– А я знаю, что не сомневаешься. Наверное, потому-то мы и столковались тогда… В день, когда я только вошел в этот город.

Азас откинулся на подушки и махнул рукой.

– Это все. Если ты понял, то можешь идти.

Казалось, разговор выпил из него все силы: Царь Царей даже опустил веки, словно не желая больше видеть мага.

Газван уже поднялся, когда владыка окликнул его.

– Колдун?.. – бросил он. Зерна четок застучали особенно громко. – Видят боги, я борюсь с хворью и твердо намерен выбраться. Но если я окажусь слабее, я хочу сказать… ты самый порядочный из всех вас. Я хочу, чтобы ты знал. Мне даже жаль, что боги тебя прокляли.

Старый маг смотрел на него сверху вниз. Похвала от Царя Царей? Клыки Мертвого бога, слышали бы чародеи Сакара!

Так и не найдя, что ответить, он просто развернулся и молча пошел прочь.

Ее звали Джерима. Как звон тяжелых ожерелий, как голос ветра в занесенных песками развалинах. Ее кожа была едва ли много светлее жженого миндаля, а волосы – цвета каштанов, что осыпаются с вековых зарослей вдоль столичных каналов. Сама она говорила Газвану, что в ней течет кровь кочевников-саридов. Конечно, он ей не верил, но есть ли разница, кем были ее предки?

Они встретились задолго до войны, а тогда семьи в Круге складывались втрое чаще нынешнего. Она была чуть-чуть приземиста, с немного слишком громким голосом, а смех ее порой звучал грубовато. Но Газвану нравились эти «слишком» и «немного», и когда Джерима рожала и отдувалась шумно, с хрипом – как животное – он наконец-то понял, что такое близость.

Он потерял их. И ее, и сына. Оба пали жертвами войны: в первые дни, в сезон бурь. В неясных сумерках мокрый ветер свистел в оголенных ветвях, трепал тростниковые навесы на крышах и бросал пригоршни косого дождя в лицо.

Нет, все же это был не дождь…

Асма, робкая полноватая ученица, ходившая у него в служанках, стряхнула с пальцев еще несколько капель и отставила чашу.

– Прошу прощения, мудрый! – тут же потупилась она. – Вы так стонали во сне…