– Вы явно надеетесь остаться, не имея коня, – сказал карлик Гавейну, – но я вам дам еще лучшего, чем ваш.

Привели коня, рослого, сильного и ладно сложенного. Все сели верхом: Гавейн, Гектор, карлик, девица и ее служанки; три оруженосца везли щиты и связку копий.

Замок Ресток, куда они направились, был в нескольких днях пути. Переходя через ручей, они увидели, что к ним приближаются два вооруженных рыцаря и трое слуг, везущих короткую кольчугу, секиру и меч.

– Вот люди Сегурада, – сказал карлик, – они охраняют границы владений госпожи. Защищайте нас, Гектор: ведь от этого дрянного рыцаря толку не более, чем от горничной.

Гектор заручился согласием своей подруги, взял щит из ее рук, подхватил глефу и стал ожидать рыцарей Сегурада у выхода из рощи. Битва была недолгой: первый жестоко грянулся оземь; все прочие, увидев, как Гектор кладет руку на меч, разом обратились в бегство.

– Гектор, – сказал тут карлик, – вы достойный муж. А что бы с нами стало, когда бы нас охранял один этот негодный рыцарь!

Поодаль у дороги, насыпанной между болотом и плетнем, а вернее, оградой загона, ехавший впереди карлик разглядел трех рыцарей и трех простых ратников.

– Вот еще люди Сегурада, – сказал он. – Гектор, прошу вас, защитите нас!

Гектор заново взялся за щит и глефу, выехал навстречу рыцарям и сбил первого долой; двое других ухватили поводья его коня, а ратники осыпали его градом ударов. Описав дугу мечом, Гектор отрубил руку, державшую узду, и рассек голову третьему. Охваченные ужасом слуги бросились бежать, а он, прогнав их подалее, остановился в ожидании спутников, снял щит, приподнял шлем, желая освежиться, и удостоился новой похвалы от карлика.

Еще немного погодя они пересекли дорогу рыцарю со свитой из тридцати слуг, одетых как простолюдины, в короткие кольчуги, с копьями и мечами. Гектор не устоял от их первого удара; он упал, но, тут же поднявшись, умудрился ранить рыцаря и отбить всю эту челядь, к немалому удовольствию Гавейна, который удержал его коня и подвел ему, когда он надумал вернуться в седло.

– Будь проклят час, – сказал карлик, – когда родился этот негодный рыцарь! Или в вашем краю стяжают себе честь и славу тем, что держат лошадей?

– Сир, ради Бога, – сказал Гектор Гавейну, – не отвечайте ему.

Не дойдя до Рестока, когда они обедали возле прелестного родника, карлик подозвал служанку, принесшую ему послание, и велел ей ехать предупредить госпожу Рестокскую об их скором прибытии.

– Да просите ее выйти нам навстречу, чтобы заручиться согласием моей племянницы, что та отпустит Гектора биться с Сегурадом; ведь госпоже невелика будет помощь от шампиона, которого я ей везу.

Служанка повиновалась, и госпожа Рестокская прибыла на иноходце со своим сенешалем и множеством рыцарей. Карлик Гроаден приветствовал ее, а затем сказал:

– Госпожа моя, мне совестно, что я не нашел никого лучшего, чем этот рыцарь.

– Невелика беда, – ответила дама, – если ваша прекрасная племянница ради меня позволит своему другу, отважному Гектору, взяться за мою защиту.

– На это не надейтесь, госпожа, – ответила племянница, – это означало бы послать моего друга на смерть; а я скорее отрекусь от Господа Бога.

– Вот как, – воскликнула дама, – а я остаюсь несчастная и покинутая!

– О! госпожа, – промолвил добрый сенешаль, – не отчаивайтесь. Боец, согласный биться за вас, с виду благородных кровей, а если бы он не был достойным мужем, он бы не вызвался на бой против Сегурада. Подумайте, как его отблагодарить.

Дама отерла слезы и подъехала к мессиру Гавейну.

– Добро пожаловать, рыцарь!

– А вам, госпожа, дай Бог удачи!

– Благодарю! Надеетесь ли вы победить Сегурада?

– Этого я не могу сказать.

– Не можете? Какая же я несчастная!

– Эх, Боже ты мой! Госпожа, – сказал сенешаль, – ну что с вами еще такое?

– Этот рыцарь не может мне обещать, что победит Сегурада.

– Он дельно говорит: как может он расчислить то, что в руках Божьих?

Под эти разговоры они прибыли в Ресток. С мессира Гавейна и Гектора сняли доспехи; их провели в залу, устланную свежей травой. Чем дольше Гектор смотрел на своего спутника, тем более он поражался его сановитой наружности и благородным манерам; но он боялся поступить неблаговидно, если спросит его имя.

И вот столы расставлены и кушанья поданы. Когда они сидели за трапезой, явился оруженосец и, не сходя с коня, подступил так близко к зале, чтобы его услышали.

– Госпожа, – сказал он, – монсеньор узнал, что вы нашли шампиона. Он готов сразиться с ним и дает ему крайнего сроку три дня.

Сенешаль ответил:

– Скажите вашему сеньору, что наш рыцарь, хотя и утомлен дорогой, будет готов в означенный срок.

– Как! – воскликнул оруженосец, – от такой малости ваш боец уже устал! Монсеньор Сегурад не устал бы, вынудив сдаться двоих, троих или четверых ваших лучших шампионов.

– Говорите, что вам угодно; ведь бывает, кто нынче рвется в бой, тот завтра об этом сильно пожалеет.

Оруженосец уехал, и все снова принялись за ужин. Когда столы были убраны, мессир Гавейн увидел десяток копий, составленных в конце залы. Он взял самое крепкое за древко, обтер ему железный наконечник, укоротил древко на доброе пье. Затем он устроил досмотр своим доспехам; щит, ремень и перевязь были в целости. Чем дольше наблюдал за ним сенешаль, тем более росло его доверие к новому рыцарю.

На третий день рано поутру мессир Гавейн направился в монастырь до богослужения. Госпожа Рестокская с сенешалем пришла немного погодя. Она увидела своего рыцаря благочестиво коленопреклоненным перед распятием, и ей подумалось, что он держится достойно и прекрасно.

– Госпожа, – сказал ей сенешаль, – мы не знаем, каков ваш защитник; но я нахожу, что он доблестный муж; вы поступили бы мудро, если бы одарили его знаками вашей приязни; такой залог нередко творит чудеса с отважными сердцами.

Дама послала одну из служанок принести ее ларчик с драгоценностями. Она достала из него перевязь с золотыми врезками[112], чеканную пряжку из аравийского золота, украшенную изумрудами и сапфирами; затем, подождав Гавейна у ворот монастыря, она сказала:

– Дай вам Бог доброго дня!

– А вам, госпожа, всех дней вашей жизни! Что же касается нынешнего, мы с вами в нем равно заинтересованы.

– Ах! сир, я никогда не смогу столь же много совершить для вас, сколько вы совершите для меня. Но, по крайней мере, благоволите принять на память мои вещицы и носить их ради той, которая отныне и навеки желает сохранить вашу дружбу.

Гавейн взял перевязь и приладил ее; пряжку он застегнул у себя на шее.

– Госпожа, не терзайтесь